Художник Павел Соловьев о своей выставке «Шатуны»
Новый выставочный сезон в мастерской Фонда Владимира Смирнова и Константина Сорокина открылся проектом Павла Соловьева «Шатуны». Павел Соловьев, дизайнер и владелец собственного бренда, человек для искусства не типичный: он не строит карьеру художника, его не очень интересуют выставки. Ему интересно искусство как процесс, поэтому он часто экспериментирует с различными творческими методами. В проекте «Шатуны» мы видим серию узнаваемых образов и слоганов из массовой культуры, которые художник сознательно портит: уничтожает, замазывает, смывает. В интервью ArtTube Павел рассказал о том, как появилась эта выставка, какую роль играет искусство в его жизни и что значит быть «аутсайдером» в арт-среде.
Павел, вы не часто проводите выставки. Что подтолкнуло вас на создание проекта «Шатуны»?
Павел Соловьев: Идея появилась совершенно спонтанно, изначально я не задумывал эти работы как отдельный проект. Просто случайно вышедший эффект. Я перекрашивал старые работы, потом стал смывать их водой. Мне понравилось, что получается, и я решил сделать серию работ, которые немного похожи на то, что делают коммунальщики с граффити на улице. Конечно, это совсем не новый прием, стирание, сознательная порча. Я занимался «рисайклом» старых работ, если можно так выразиться. Раньше для меня была характерна чистая абстракция, а не фигуратив, но со временем я от нее устал. Думаю, она уже всем изрядно надоела. Сейчас абстрактная живопись приобретает бессмысленный формалистский вид, становится декоративной. Мне сложно сказать, графические мои работы или живописные, потому что они, во-первых, черно-белые, во-вторых, все идет от рисунка. Похоже на акварель, но это акрил, использованный как акварель, когда ты либо работаешь на мокрой основе, либо размываешь в процессе. Что касается выставок, то в последнее время я перестал их проводить, потому что ощущаю некоторую замкнутость арт-среды. Мне нужно переосмыслить свой опыт. Просто так вышло, что это довольно понятный проект, работы сами собой случились, и мне захотелось их показать.
А что вы подразумеваете под замкнутостью» арт-среды?
П.С.: Я человек, который занимается коммерческими проектами, и мне хочется, чтобы искусство было не то, чтобы коммерческим, а чтобы оно работало в рамках какой-то индустрии. Пока что я вижу лишь разрозненное сообщество творческих единиц. У нас не принято воспринимать искусство как индустрию. Художников воспринимают либо как аниматоров, которые создают аттракционы, либо как каких-то отверженных маргиналов. И мне не хочется быть ни тем, ни другим. Мне хочется исследовать те области, которые мне интересны, делать из этих исследований масштабные работы. Но я не вижу большого количества заинтересованных людей. Даже если говорить о той же живописи, человек не должен бесконечно делать холсты и копить их. Потому что у нас нет такого развитого рынка и живопись не то, чтобы прям так расходится. В какой-то момент ты чувствуешь усталость от того, что у тебя копится что-то, и ты не понимаешь, зачем это все делать. Мне показалось, что произошло перенасыщение, что я уже достиг какого-то порога в этом смысле. Я делаю выставки, люди приходят, и я их всех знаю. Это та же история, когда ты делаешь какой-нибудь продукт, у тебя сначала эйфория, потому что ты новый человек, а потом ты достигаешь порога насыщения. Тебе нужно что-то менять. Либо ты понимаешь, что ты ничего не можешь и уходишь. Либо ты качественно меняешься. Я пытаюсь качественно меняться.
Можно ли сказать, что вы ищите новые пути для взаимодействия с искусством?
П.С.: Да, но в итоге я пришел к выводу, что, например, когда ты делаешь выставки, то сейчас, поскольку мы живем не в реальном мире, а в гибриде реального и цифрового, проще бывает сделать цифровую выставку. Я пока думаю о том, что делать. А сейчас занимаюсь тем, чем мне хочется заниматься. У меня есть такая возможность, потому что я не то, чтобы художник, работающий «фулл-тайм».
Хорошо, вернемся к проекту «Шатуны». Вы отмечали, что это первая выставка, когда вы работаете с одним медиумом, но вместе с тем вы пригласили тату-мастера, которая набивала нарисованные вами образы на тела зрителей. Это по сути перформанс.
П.С.: Да, это перформативный акт, но все равно она работала с телом, как с тем же холстом. Суть та же самая. Так что это не смешение техник, это воспроизведение тех же самых образов на теле человека, а не на холсте. Действительно, у меня не было ни одной выставки, где я бы использовал только один медиум, до сих пор мне удавалось смешивать техники. Например, у меня могли появляться объекты, которые постепенно перерастали в какую-то тотальную инсталляцию. Здесь немного другое.
Вы экспериментируете с творческими методами, было время, когда каждый новый проект вы начинали под новым псевдонимом. Но эту выставку вы делаете под своим настоящим именем. Почему?
П.С.: Сейчас я стараюсь представляться своим настоящим именем, я чувствую, что так, наверное, честнее. Это моя жизнь, а не жизнь выдуманного персонажа, хотя она в каком-то смысле мифологизирована. Мы все равно все строим какие-то свои образы, когда пишем о себе на фейсбуке или фотографируем себя и выкладываем. Каждый человек в каком-то смысле создает свой персональный бренд. И я подумал, странно брать псевдоним, когда твое имя точно такой же псевдоним.
Какое место искусство занимает в вашей жизни? Карьера художника вас не интересует?
П.С.: Для меня искусство является способом существования. Это часть моей жизни. Как карьеру не рассматриваю, я пришел в искусство уже после тридцати, когда люди перестают быть молодыми художниками. Соответственно я был лишен возможности впрыгивать в эти карьерные истории: гранты, резиденции, поддержка молодых художников. Я, можно сказать, аутсайдер, который пришел из смежной области, нигде не учился. Это довольно закрытая среда и изначально мне было не совсем понятно, что делать, куда идти.
Позиция аутсайдера не мешает вашему творческому развитию?
П.С.: С одной стороны, конечно, мешает. Я не могу делать какие-то масштабные проекты, и не скажу, что я супер включен в художественный процесс. Но, с другой стороны, я не чувствую себя обязанным что ли. Я не завишу от грантов, поэтому мне не нужно заниматься чем-то, что я не считаю честным. Мне не нужно под гранты создавать работы на тему какого-нибудь, условно говоря, экофеминизма. Оговорюсь, я не против экофеминизма, это просто абстрактный пример.
А как вы пришли в искусство?
П.С.: Изначально меня подтолкнуло любопытство. Я занимался рекламой и писал рекламные концепции, то есть делал нечто не материальное. В какой-то момент мне захотелось наоборот сделать что-то материальное. Например, заняться живописью, но не концептуальной, чтобы это не касалось слов. Возникло желание больше работать с материалом и меньше с концепцией. Хотелось большего формализма, чтобы мне не надо было разъяснять, что я делаю. Потом я понял, что от разъяснений ты никуда не денешься, тебе все равно приходится объяснять и гораздо больше, и даже намного подробней.
Поэтому вы часто превращаете экспликации в «мемы», что можно увидеть и здесь на этой выставке? Вы как бы высмеиваете все эти «разъясняющие» тексты.
П.С.: Да, я с юмором отношусь к экспликациям, потому что на самом деле не люблю эти тексты, разъяснения. По большому счету их все равно никто не читает. Люди приходят, смотрят выставку, и потом просят рассказать, о чем это. Ты пересказываешь тот же текст, что и в экспликации, они кивают и уходят довольные. Это формат потребления искусства, когда ты не можешь без предварительного общения с автором, смотреть на искусство. Тебе обязательно нужно, чтобы кто-то тебя подготовил.
Вы выступаете за непосредственное, «чистое» восприятие искусства?
П.С.: Да, я скорее за это, потому что мне кажется, что воспринимать рационально это удел, может быть, искусствоведов, но не обычных зрителей. Конечно, зритель должен быть насмотренным, подготовленным, но подобные разъяснения обедняют твое зрительское внимание. Ты не увидишь ничего, кроме того, что тебе рассказали. У зрителя пропадает желание видеть что-то другое и смотреть на искусство под другим углом.
У вас свой бренд одежды. Дизайн и искусство часто перекликаются в вашем творчестве? Или же вам хотелось бы разделить эти направления своей деятельности?
П.С.: Естественно, они друг в друга как-то проникают, не скажу, что обогащают, здесь речь скорей об апроприации. Я не вижу в этом ничего плохого. Наоборот, это нормально, когда дизайнеры что-то придумали, художники отрефлексировали, и наоборот. Мы все паразитируем на каких-то образах и делаем ссылку на них.
Давайте затронем, может быть, немного неожиданную тему. Вы говорили, что вы религиозный человек. Находит ли религия отражение в вашем искусстве?
П.С.: Искусство это практика, похожая на религиозную. Современные философы утверждают, что все искусство является политическим, и в этой связи я вспоминаю не совсем современного нам философа Бердяева, который говорил, что русский человек воспринимает политику религиозно. Такой вот интересный момент. Я религиозный человек, и то, что я вижу в своей жизни как христианин, я впитываю и вношу часть этого в свое искусство. Например, какие-то образы, необязательно христианские, а просто отсылающие к религии, я привношу в графические работы. Я могу конструировать различные иконописные сюжеты, ведь я это вижу каждый день, рефлексирую по этому поводу, это часть моей жизни. Это как реклама, которую я наблюдаю на улицах, точно так же я вижу в церкви иконы.
Вы как-то говорили, что для вас важен именно процесс занятия искусством, а не конечный продукт. То, что получается, не имеет значения. В этом тоже есть нечто религиозное, сакральное.
П.С.: В общем-то да, потому что нам важен итог нашей жизни, а не то, что мы делали. Все наши дела останутся здесь.
Чем же тогда искусство является для вас? Это попытка познать себя? Самосовершенствование?
П.С.: Для меня это возделывание души. Здесь сложно говорить о самосовершенствовании, потому что это не прогресс, когда ты становишься все лучше и лучше. Ты можешь ощутить некоторую стагнацию, или наоборот – какой-то всплеск. Это просто движение и оно разнонаправленное, многоплановое. Но это процесс, так же как и современное искусство. Ты не то, чтобы наслаждаешься, а ты просто не можешь этого не делать. Это твоя жизнь.
В своих интервью вы иногда говорите про «тоталитаризм институций». Художники вынуждены пропагандировать идеи тех институций, которые их представляют. Может ли, на ваш взгляд, художник быть свободным в подобных условиях?
П.С.: Я думаю, что для этого нужно обрести финансовую независимость и делать то, что нравится. Но в данном случае человеку придется что-то придумать, чтобы такая финансовая независимость была. В противном случае ты всегда будешь зависеть либо от тех, кто тебя выставляет, либо от тех, кто дает тебе деньги. А чтобы преодолеть насаждаемую идеологию, и найти свой путь, придется набраться опыта. И универсального рецепта нет. Кто-то может всю жизнь прожить и не освободиться. Надо анализировать, что тебе предлагают, думать. И для этого нужно быть зрелым человеком. Так происходит всегда и во всем. Например, тебе предлагают услуги или товары, ты можешь принять их, а можешь отнестись к этому критически и подумать, нужно ли тебе это вообще. Ведь большинство товаров, которые рекламируют, вообще не нужны человеку. История про избыточное потребление тоже придумана для того, чтобы побольше продать. Якобы человек перепотребляет, но в действительности производители просто перекладывают ответственность за переработку мусора на потребителей. Это тонкие моменты, которые можно понять только, когда ты достаточно зрелый человек. Не стоит посвящать свою жизнь ни борьбе, ни сервильности, стоит иметь свою позицию и цель, уметь говорить «нет» и «да», не когда вынуждают отвечать тем или иным образом, а когда это необходимо.
Автор фото и интервью: Евгения Зубченко
