Cамая полная Афиша событий современного искусства Москвы
52 актуальных событий

«Для меня городская среда это след человека»

Проект Александра Зайцева «За заборами заборы»: о людях в большом городе и поисках себя

До 8 ноября включительно в галерее «ЗДЕСЬ на Таганке» проходит выставка Александра Зайцева «За заборами заборы»*, где Москва предстает в образе вереницы заборов, но сама столица здесь случайна и связана лишь с местом проживания самого автора. А главным героем становится человек, запертый в большом городе, отлученный от природы, вынужденный преодолевать бесконечные преграды, чтобы вернуться к своему естеству и таким образом обрести себя. Центральной точкой в экспозиции стал образ дерева, растущего у дома, попасть к которому можно лишь преодолев тысячу преград, а затем и последнюю – старый ржавый забор. Как рассказал в интервью ArtTube Александр Зайцев, выставка во многом навеяна его собственными ощущениями от жизни в столице, куда он переехал из Самары 3,5 года назад.

*Выставка проходит в рамках VII Московской международной биеннале молодого искусства при поддержке Фонда Владимира Смирнова и Константина Сорокина

С 2010 года ты работаешь над серией «Городские ландшафты», живописные полотна с заборами, в общем-то, являются ее продолжением. Почему в Москве ты обратил внимание именно на заграждения и разного рода преграды?

Александр Зайцев: Я заметил, что здесь я стал жестче, даже грубее. В Самаре у меня была плавная, спокойная жизнь. Там все мои родственники и друзья, в том числе, со школы. А здесь я стал понимать, что означает выражение «Москва слезам не верит». И заборы я рисую только в контексте столицы. Я начал эту серию давно, в 2015 году, когда был в резиденции на улице Буракова. Москва зажата в своих кольцах, а Самара — это совсем по-другому. Там ландшафт складывается совсем иначе. Есть город, но при этом в городе есть огромная река – Волга. И эта река она на самом деле основополагающая, а в Москве вместо реки эти кольца. Одно, второе, третье, потом МКАД и дальше уже начинается «замосковье». Здесь ты никуда не можешь убежать. Там ты просто приходишь на набережную в Самаре и отдыхаешь, а тут ты можешь поехать в Серебряный бор, но это совсем не то. В Москве тебе все время нужно что-то преодолевать, а в Самаре ты просто садишься и у тебя все есть. Близость природы она настолько очевидна, в столице этого нет. То есть для меня Москва — это большой жесткий город, а Самара наоборот – добрый неспешный городок средних размеров. В то же время и в Москве есть нечто прекрасное. Это красивый город, здесь много интересных людей, жизнь кипит и бурлит, я многому здесь научился.

Ты отметил, что начал эту серию пять лет назад. То есть часть работ, представленных на выставке, была сделана тобой еще несколько лет назад?

А.З.: Да. Вообще я называю себя неспешным художником. Я медленно работаю. Я это принял и перестал куда-то гнаться. Я могу одну живописную работу за два дня нарисовать, а могу за месяц. В идеальных условиях я буду рисовать одну работу где-то около трех недель. Здесь изначально я поставил себе задачу – сделать столько-то картин с заборами. Но в какой-то момент я просто устал, я понял, что травмирую себя. Почему я сам себя запираю за этими заборами? Почему я не могу показать свои старые работы из той же серии? Я решил, что покажу и их, что я не буду себя мучить. Так что 60% это новые работы, а 40% сделанные ранее.

Почему тебе так интересна тема города, городской среды?

А.З.: Для меня городская среда — это след человека. Природе человек не нужен, она может существовать сама по себе, а вот город и городская среда без него исчезнут. Мне интересно не то, что ее изучать, а в ней быть и пытаться ее понять, поэтому городской ландшафт во многом связан с моим бытованием, с моей бытностью. Например, мимо каких-то вещей я прохожу каждый день, когда иду на работу. Или вижу какие-то повторяющиеся мотивы. По-моему, Андрей Сяйлев сказал, что у меня есть определенная «диджитальная» травма, что я пытаюсь использовать что-то виртуальное и перекладывать на аналоговый мир. Что-то такое действительно есть. Если попытаться объяснить это по-простому, то, вот, например, лестница и у нее повторяются ступеньки. Или тень на лестнице, идет повторение ступенек и повторяется тень от ступенек, или тень от забора. Балконы на домах. И так далее. Когда я вижу это в жизни, то у меня сразу в голове возникает мысль: «О! Это же повторяется, как и в компьютере». Такие моменты больше всего меня захватывают.

Сама экспозиция выстроена очень интересным образом и точно передает твою мысль на тему преодоления. Ты сразу так придумал?

А.З.: Изначально у меня была другая идея, но она поменялась под влиянием различных обстоятельств. Андрей Бартенев дал несколько ценных советов, за что ему большое спасибо. Кроме того, я столкнулся с неожиданной для себя ситуацией уже в самой галерее. Я приехал, привез все свои работы и… просто потерялся в этом пространстве. Здесь мне сильно помог Рома Минаев. В один из дней я ему позвонил и сказал: «Ром, я потерялся. Можешь приехать помочь мне раскидать экспозицию». Он как хороший друг сказал, что без проблем. Но дальше все сложилось довольно любопытно. Я люблю тему про случайности, некие совпадения, которые меняют ход событий, приводят к тому, что все складывается самым удачным образом, будто само по себе. И вот тут как раз была такая история. Мы договорились на один день, а потом вдруг я Рому просто случайно встречаю на улице. Мы гуляем и тут такие: «А давай до галереи дойдем!». Доходим до галереи и уже там: «О! А давай начнем раскидывать экспозицию». И пол экспозиции сделали совершенно случайно. Я раньше видел этот зал, но когда я привез туда свои работы, то обнаружил, что предыдущая выставка еще не снята. На стенах было развешено бесконечное количество каких-то портретов. Ты приходишь и видишь, что у тебя 20 работ, а там их 300. И начинаешь думать, может быть, я что-то не то сделал, где-то провалился. Люди вон нарисовали 300 работ… и это вызвало страх. Вообще монтировать выставку, когда предыдущая выставка еще не снята, дело не благодарное. В итоге я воспользовался помощью друга и не стесняюсь этого.

А откуда эти заборы? С улиц? Художники часто внедряют в экспозицию найденные где-то объекты.

А.З.: Это тоже, как я люблю, немножко череда случайностей. Сначала мы с другом думали их украсть, даже вышли ночью в город, но в последний момент остановились. Мы не захотели переступать через свои принципы, не стали красть. Я сказал, что лучше я куплю и не буду в это ввязываться, чтоб потом еще жалеть. В итоге заборы попали в экспозицию самыми разными путями. Я поехал в «Леруа Мерлен», купил там три забора. С ржавым забором, который является центральным в экспозиции, интересно получилось. Вообще он советский, но при этом сам тип этих заборов очень распространен. Так, например, в Нью-Йорке я видел точно такие же заборы. Я работаю на Правде, где находится мастерская Фонда Смирнова и Сорокина, и тут все время где-нибудь стоят эти заборы. У нас уборщица и ее муж они тоже работники Правды. Я как-то спросил их про заборы, и он сказал, что есть только вот один старый ржавый, который я в итоге с радостью забрал. Еще часть заборов я купил на «Авито».

Мы делали с тобой интервью, когда у тебя была выставка на пару с Александром Голынским в мастерской Фонда, там ты представил свои «диджитальные» работы. Тогда было упомянуто, что для твоего творчества наиболее важен процесс обезличивания индивидуальной истории. Здесь ведь та же самая история?

А.З.: Сложный вопрос. В целом да. Присутствует обезличивание, но в то же время я сто раз прошел мимо какого-то места и именно это конкретное место мне захотелось зафиксировать. Я вкладываю в это что-то свое, свои чувства и ощущения. Это как с Ротко. Нью-Йорк, Москва… где он это рисовал? Да где угодно. По его картинам нельзя понять, где он их рисовал.

Ротко это все же абстрактный экспрессионизм, грубо говоря, он изображал эмоции, а ты отталкиваешься от более конкретного образа, который в итоге и репрезентуешь, как это и принято в фигуративной живописи.

А.З.: Не то, чтобы Ротко на меня сильно повлиял, но его творчество всегда мне было близко. Если ты помнишь период, как становилась его жизнь, когда он переехал в Нью-Йорк, то он сначала рисовал как раз городские ландшафты. Потом у него это поменялось. Я не очень люблю это говорить, рисуй эмоциями, чувствами, но, по сути, отчасти это так и есть. Эмоции спрятаны за этими абстрактными геометрическими кодами. По большому счету я про каждую картину могу рассказать историю, но не хочу этого делать.

Во время пандемии у тебя не было возможности работать в мастерской, и ты работал дома, что обычно для художников не комфортно. Это как-то повлияло на сам процесс, на то, какими работы получились в итоге?

А.З.: Да, это сильно повлияло. Когда стало понятно, что введут карантин, я вывез холсты и незаконченные работы домой, так как не хотел нарушать процесс подготовки к выставке. А живу я довольно скромно в маленькой комнате. Я начал работать, думая, что сейчас меня ничего не отвлекает, как раз буду рисовать много, стану супер продуктивным… Ничего подобного со мной не произошло. Я рисовал в своем обычном режиме по одной работе в три недели, но изменился сам процесс. Я все углублялся в различные детали, прорисовывал их, а когда карантин сняли, сразу стал рисовать свободнее, большими пятнами. Так что, да, картины, сделанные на карантине, отличаются от тех, что я делал вне этой ситуации. И они для меня в каком-то смысле особенные. В этом ощущалось то самое преодоление: сидеть в маленькой комнате, которую, в общем-то, нельзя покинуть, быть запертым среди заборов в этом большом и безжалостном городе.

Фото и интервью: Евгения Зубченко