Пономарёву интересен процесс, его фиксация, его самоценность; для него он и тактика и стратегия. С лёгкостью играя масштабами, которые всё труднее втиснуть в кубометры выставочных пространств, он стремится быть в эпицентре, в «центре циклона», периферия для него не имеет смысла. Его рисунок проступает на морских картах, переиначивая заданные маршруты, растворяя изображение пучками линий собственной навигацией. Он играет с казалось бы, незыблемым, меняя функционал субмарин, растворяя в тумане острова, воспроизводит волны из бетона. Он стремится быть сопричастным большому процессу, где сопричастность окажется ключевым словом в восприятии его монолога, поэтики персонального эпоса.
Выставка «Теория струн» это как раз о сопричастности целому, его масштабу, глубине и тому, что вообще не возможно отследить, а иногда и изобразить.
Здесь не произойдёт всплытия субмарины, не исчезнут острова в Северном море, не дрогнет Антарктида. Напротив. Пономарёв реконструирует нечто внутреннее, своё. Он воспроизводит Теорию Струн, свою Теорию Струн, в контексте и векторе многосложной легенды, где сам автор homoviator — человек путешествующий, её слепок, онтологически с нею связанный в пространстве «глубокого ощущения чуда».
