Память — основной инструмент и одновременно главная тема творчества Хаима Сокола, начиная с его первой московской, 2008 года, выставки «Криптомнезия» и заканчивая «Свидетельством», показанным весной нынешнего года в Московском музее современного искусства.
Графическая серия «Мессия придёт зимой» — отчасти продолжение «Свидетельства», не по форме, но по теме и сути. «Изначально это был неконтролируемый телесный жест, — говорит Сокол, — взял кисточку, жидкую гуашь, и рука сама стала выводить этих человечков. Потом я стал рисовать их фломастером в блокноте и понял, что это иллюстрация моего последнего перформанса в «Гараже», где Ангел Истории своими крыльями, сделанными из половых тряпок, переносит воду из одного ведра в другое, оставляя мокрый след на полу».
Ангел Истории из перформансов Сокола, в шубе, с крыльями из тряпок, если всмотреться, — и есть одно из нелепых звероподобных существ, чьи силуэты мы видим здесь со спины.
Написанные акрилом на ватмане или ткани и гуашью на бумаге, они стоят или бредут. Бредут не куда, а откуда — откуда их гонят, не имея цели и места, где их ждут. Где-то на пути возникает чёрный квадрат — как чемодан или чёрная дыра, иногда верёвочная лестница — не то лестница в небо, не то железная дорога. Чёрный тоннель, чёрное знамя, чёрное светило, чёрная грязь повторяются в разных сочетаниях, переходя из работы в работу, и очевидно, что, даже будь эти фигуры цветными, чёрный цвет в нашем восприятии всё равно бы победил.
«Это жидкая гуашь, — говорит Сокол, — я начал с неё на листах формата А3. Жидкая гуашь, кисть, чёрные пятна, из которых стали вырастать фигуры. Потом возникла сухая кисть, которая ближе моему темпераменту…»
Мы не знаем ни места, ни времени действия. Но знаем сезон — и это не живописная зима бодрых горнолыжных курортов, и не русская бедная, как у Левитана, а унылая, без солнца, зима, в которой отсутствие снега компенсируется отсутствием солнца и холодом. Зима, в которой надо выжить, — и здесь Сокол, конечно же, ссылается на опыт своего отца, 11-летним мальчиком сбежавшего из гетто под Винницей и долго скитавшегося, прежде чем попасть в партизанский отряд.
«У меня есть папина фотография, сделанная в партизанском отряде: он стоит в ушанке, ватнике, толстых штанах, сшитых из шинели, валенках… Папа не может сказать, как долго скрывался — месяц, два, полгода, но у меня этот период его жизни ассоциируется с бесконечной зимой».
Этот сюжет — лишь один из источников, но не единственный. Люди в чёрном могут быть беженцами, зэками, евреями из гетто, партизанами или жителями одного из районов Москвы, отчаянно борющимися за свои дома. Общий травматический опыт способен уравнять всех, и надежда на Мессию, который, хочется верить, придёт зимой.
