Индивидуальное творчество Паруйра Давтяна тесно связано с его деятельностью в составе художественных объединений «Эдельвейс», «Купидон» и «Царь горы», где Давтян вместе с Юрием Альбертом, Виктором Скерсисом и Андреем Филипповым исследует феномен современного искусства и его методологию. В творческом объединении «Купидон» художники работают над тотальными инсталляциями, в группе «Эдельвейс» создают перформансы, в артели «Царь горы» занимаются живописью, переосмысляя ее шедевры в концептуалистском ключе.
Апроприация и переосмысление истории искусства — одна из важнейших стратегий современных художников. У Давтяна одним из главных приемов «пересборки» художественного наследия становится осознанное введение в его прочтение ошибки и соединение в одном проекте разных, исторически не связанных между собой традиций. На этом принципе были построены живописные работы Давтяна, показанные в МАММ на выставке артели «Царь горы» «Аллегорическая абстракция» (2017) и представлявшие собой синтез барокко и абстрактной живописи. Отсылка к этому проекту есть и в новой выставке Давтяна (инсталляция «Цветы зла в омуте добра»), но на этот раз синтез традиций, напротив, подвергается деконструкции.
Подобная преемственность — органичная черта творчества художника в целом. Каждую свою выставку Давтян видит как продолжение и развитие концепции Сада — организованного, рукотворного пространства, возделываемого художником на всем протяжении его деятельности. Название новой выставки — «Откровение чудесного пруда» — взято из письма Клода Моне, много лет ухаживавшего за садом вокруг легендарного пруда с кувшинками, запечатленного на сотнях его картин. Моне уже выступал референтной фигурой для проектов творческого объединения «Купидон» и артели «Царь горы». Давтян в своей персональной выставке продолжает открывать в живописных шедеврах прошлого новые зоны роста для актуального искусства.
Выставка состоит из трех частей и воспроизводит своим пространственным устройством сад Моне с прудом в качестве композиционного центра.
Первая часть, инсталляция «Цветы зла в омуте добра» (2020), помимо отсылки к «аллегорическому» проекту 2017 года, последовательно представляет этапы деконструкции, которой Давтян подвергает импрессионистическую живопись. Если Моне работал чистыми цветами, создавая изображение, которое могло быть считано только на расстоянии, то Давтян выступает как контримпрессионист. Начиная с чистых цветов, он постепенно движется к полному их смешению, одновременно отказываясь от того особого способа наложения мазков, которым пользовались импрессионисты.
Во второй части, инсталляции «Плод Моне» (2020), Давтян деконструирует знаменитые импрессионистские полотна, раскладывая их на элементарные составляющие. Цвета, извлеченные из живописи Моне и окончательно освобожденные от миметической функции, служат созданию прекрасной мерцающей абстрактной живописи. А кувшинки, в силу характерной для творчества Давтяна «ошибки», трансформируются в кувшины. Художник дает ироничный ответ на вопрос, что есть настоящее искусство и как оно устроено, и обнажает невозможность сохранить тождественность информации —эстетической, вербальной, визуальной и пр. — при ее передаче воспринимающему субъекту.
Медитативная, предназначенная для тихого созерцания инсталляция «Плод Моне» окружена графическими работами из цикла «Элементарий» (2017—2020), использующими настоящие гербарии и образующими метафорическую модель сада. Экскурсию по этому «саду» Давтян ведет, используя концептуалистский инструментарий: апелляция к языку научных классификаций и в то же время — обнажение смыслового несоответствия между словом и изображением, ироничное цитирование истории искусства ХХ века, начиная Малевичем и Магриттом и заканчивая проектами художественных объединений, в которые входит сам Давтян, — вот средства, с помощью которых он создает свою художественную вселенную.
Известно, что друзья привозили Моне редкие растения для украшения его сада. Таким образом, сад становился плодом коллективного творческого усилия. Многочисленные отсылки к работам других художников, являющиеся органичной частью творчества Давтяна, а также программный интерес к возрождению коллективного, артельного принципа работы художников превращают его проекты в остроумную, многоуровневую игру, в которую он неизменно вовлекает зрителя — очаровывая, мистифицируя, запутывая и провоцируя на создание собственных интерпретаций увиденного.
