Образ сада в своём вариативном символизме изначально укоренен в нашем сознании, нашей идентичности; он обращён к идеальному, утраченному, но априорно нам присущему. «И насадил Господь Бог рай в Эдеме на востоке; и поместил там человека, которого создал» (Быт.2.8). Эта апелляция к сокровенному мыслится безотносительно времени. Она всегда в настоящем.
При всей своей поэтике, образ сада в своих первоосновах выходит в иные планы и получает самое разное содержательное наполнение, являясь, по сути, культурным кодом цивилизации, что объясняет многообразие этого феноменального явления в истории. Сады Семирамиды, «закрытые сады» христианских монастырей, королевские сады и парки Франции и Англии, исламские сады, сады Японии, парки императорской России – список можно продолжать и варьировать.
В этом ряду «Зимний сад» – частный случай, один из оттенков этого явления, современная форма, лишённая утилитарности и отчасти обращённая к традиции средневекового вертограда, обнаруживающая свои прототипы в далёкой античности.
Зимний сад как мировоззренческая рефлексия в её нынешнем виде возникла в сознании европейцев и укоренилась на понятийном уровне сравнительно недавно. Сберегая от зимнего холода и выстраивая в своих жилищах оранжереи диковинной растительности, привезённой из раскинутых по планете колоний, стареющая метрополия открыла для себя очередную, растянутую во времени метафору.
Само понятие зимний сад и феноменально, и парадоксально одновременно. Оно содержит выразительную антиномиюумирания и цветения, жизни и смерти, умозрительного и зримого. Если на уровне архитектурного прочтения зимний сад – форма обустройства интерьера, то в плане содержания он как явление полнее раскрывается в жанре «пейзажа состояния» – вне зависимости от изображения и деталей.
Это особая территория, ойкумена экзистенционального пограничья; обращение к памяти, к её первоосновам, к однажды утерянному лету – вечное цветение в стуже внешней зимы.
