В начале 20-х годов двадцатого века Казимир Малевич обратился к образности «полевых» феноменов, к поиску универсальной формы, способной объединить историю радикальной культуры, ее отдельные фазы и личные высказывания художников в единое целое. Его принцип «дополнительного» элемента оказался достаточно актуальным и убедительным, позволяющим говорить о нем, как об универсальном коде, действующим не только в стилистических эволюционных художественных образованиях, но и внутри культуры этноса, рода, семьи.
Судьба последнего столетия существования нашего отечественного искусства при ее ближайшем рассмотрении естественно подчиняется «супрематическим» условиям К. Малевича. Ее органической моделью может служить история художественной мысли, пронизанная творческой историей семьи, связанной родовыми скрепами как конструкцей, единым позвоночником. Прикоснемся к одной из них, к ее конкретности, к ее формальной незаметности и, в то же время, к ее непреложной убедительности, к скромности и аскетизму, художественному аристократизму и внутренней уникальности. В его основаниях располагается мир естественных реалий, простых органических чувств, принадлежащий Федору Александровичу Панкину, несущего в себе все иерархии родовых и творческих взаимоотношений. Его художественное «здоровье», этическая и пластическая чистота его искусства формирует всю структуру художественных идеалов и визуальных смыслов «семейных» артефактов. Творческое мироощущение Ф.А. Панкина содержит в себе всю полноту семейной арт-реальности, ее творческой целостности, ее перспективу, ее связи прошлого, настоящего и будущего и, если можно так выразиться, праязык семьи. Зрение Ф.А. Панкина погружено в природу, в ее кристаллические сущности, раскрываясь в световых состояниях, определяющих связи между стихиями земли и воздуха. Его оптика пронизана вечным диалогом земли и неба, их несмолкаемой визуальной речью. Художник переживает реальность как вплотную приближенное к нему пространство, предлагая зрителю войти в него, приблизиться к столь знакомому нам деревенскому дощатому забору, дотронуться до, казалось бы, абсолютно неприметных скромных крыш домиков, ощутить живое цветение полевых растений. Каждая акварельная композиция Ф.А. Панкина, сохраняя непосредственное чувственное состояние, одновременно обретает универсальную структуру, драматургическую феноменальность внутреннего стержня, центрирующей оси. В работах 20-х гг. эта ось нанизывает все пластические элементы, поворачиваясь в горизонтальных и вертикальных координатах; она собирает художественные соединения в новую метрическую систему, сближая образность освобожденного цвета акварели, ее легкости, прозрачности с аналитическими стратегиями кубизма.
Александр Панкин, сын Федора Александровича, продолжает гармонические поиски отца, переживая реальность как идеальную матрицу, основанную на традициях пифагорейства. В своей художественной экзистенции Александр Панкин обращен, с одной стороны, к феноменальности числа, с другой, к проблеме одухотворения материи. Число художника никогда не теряет своих вещественных основ, своих возможностей в образовании рядов, последовательностей и пределов, описывающих «супрематический контур» произведения; оно мерцает в конструкциях культуры, в ее «примерах», выстраивая диалоги с Леонардо Да Винчи и К. Малевичем, временами уподобляя свои алгоритмы размышлениям землемера Йозефа К. из прозы Ф. Кафки. Визуальная философия А. Панкина обладает абсолютной метафизической ценностью, ее технологии, построенные на визуальной рефлексии, открывает уникальные связи в математических множествах культуры, в формах ее деконструкции, позволяя проникать во внутренние механизмы искусства, используя формулы и свойства «золотого сечения». Фактически, художник, поверяя алгебру гармонией, вводит в ее измерения, в ее дискурс понятие имени, каждый раз завершая числовой ряд процедурой именования. Именуя, Александр Панкин дает своим образам не только облик, но и, как его отец, язык, речь, разрабатывая целую систему семиотических исследований, чувственно анализируя феноменальность культуры. Превращая понятийный аппарат в художественную оптику, художник создает особую магическую реальность, обладающую «числовым мостом», связывающим науку и искусство.
