В творческом районе Берлина – Митте, в баре, куда по вечерам захаживает Вим Вендерс, мы обсуждаем с российским художником Игорем Шуклиным предстоящую в Москве коллективную выставку «Оргия вещей», говорим о его творческих планах и о том, как живется русскому художнику, который провел уже более пяти лет в Берлине и сейчас учится в Университете Искусств Брауншвейга.
Д.Щ.: Игорь, расскажи о выставке в Фонде Владимира Cмирнова и Константина Сорокина в Москве. Я обратил внимание, что ты, в основном, участвуешь в российских выставках, хотя уже много лет живешь в Германии.
Надо сказать, что к групповым выставкам я отношусь скептически. Но идея проекта «Оргия вещей» мне интересна – показать вещь как объект искусства и как часть системы, со всей сложной структурой взаимодействия, объект, который еще и развивается в ходе выставочной сессии. Я буду использовать и предыдущие работы, и сделаю что-то специально для выставки. С этой целью и выезжаю в Москву. Действительно, в Германии я почти не выставляюсь. Но об этом – чуть позже.
На «Оргии вещей» я продолжаю исследование раннего авангарда, проводя параллели с современностью, чем я уже давно занимаюсь. Вот, например, одна из ранних работ.
Игорь Шуклин. Композиция №1234567890 холст акрил 120 х120 см, 2014
Д.Щ.: Когда я смотрю на эти ранние работы, меня не оставляет чувство, что они как-то пересекаются с графическим дизайном, но я пока еще не сформулировал, как именно…
Да, это так. Ведь дизайн эстетически обокрал авангард, исказил его как учение. Поэтому первый этаж на моей выставке «Переходы 0.10» в галерее Анна Нова в Санкт-Петербурге как раз назывался «Покой футуризма», только по-английски — Peace Futurism — то есть такое написание с ошибкой, пропущенный предлог допускает разное трактование. Первый ярус галереи был посвящен конструктивизму и утилитарному восприятию искусства.
Далее на этой выставке следовал переход от конструктивизма к взрыву, поджогу, к образам первой мировой войны и трагедии авангарда на фоне сталинизации: постепенно все перешло к пожару, поэтому угол Малевича на «Последней футуристической выставке 0,10» изображенный на одном из моих холстов, пылает от взрывов. Эта выставка — попытка вынести разные пластические языки авангарда и рассмотреть его через оптику современного искусства.
Отличительная особенность русского авангарда была в том, что наши художники держали в уме парижскую школу, передовое немецкое искусство, итальянский футуризм, и при этом со всей цепкостью проявляли локальные особенности: Илья Зданевич, Михаил Ларионов, Наталья Гончарова ввели понятие «всёчество» — это ценная интернациональная идея, которую надо помнить.
Игорь Шуклин. WAR 0,10. Холст акрил. 150 х 160 см. 2013
Конструктивизм в какой-то степени уничтожил потенциал авангарда, я все больше рассматриваю его как прогрессивную сделку искусства и власти. Примирение буйства «зауми» с общественной мобилизацией, если угодно. Для меня самые главные события состоялись в искусстве до 1917. Позже всё свелось к утилитарному пафосу — то есть гениальная идея изменить реальность руками художников была приручена, оприходована.
Дизайн — это враг искусства, художники должны философски плевать в сторону дизайнеров, хотя есть интересный высокий дизайн, но чаще всего это спекуляция — апроприация языков искусства, которая сводится к набору пустых агрессивных образов.
Мы оба смотрим на улицу, которая увешана предвыборными плакатами. Очень цепляет образ партии «левых» — парень лет двадцати пяти, в толстовке, с таким ясным, умным взглядом, крупным планом.
Дизайн уличного агитационного плаката. Берлин. 2017. Изображение из интернета.
Реклама в Берлине – это интересная тема. После Российского уличного хлама кажется, что тут всё в порядке: фасад живет в гармонии с вывеской, деликатные витрины. Но на самом деле тут реклама – тончайшая пропаганда образов.
Взять эти портреты перед выборами: посмотри, сколько места уделено лицу. Это всё продумано.
И так повсюду — тут дизайн служит пропаганде, фальшивой образности. Например, берется образ молодежи, которая сейчас считается модной, и потом через несколько лет ее образ используется в рекламе.
Пропаганда большевиков кажется просто цветочками по сравнению с этой тонкой пропагандой медиа-рекламы, машины образов.
Здесь в Берлине становятся понятны те процессы, которые в России пока малозаметны.
Д.Щ.: Если рассмотреть эскиз твоей работы для выставки «Оргия вещей», то возникает смешанное ощущение прошедшей вечеринки и творческого хаоса. О чем твоя работа?
Игорь Шуклин. Пространственный эскиз к инсталляции «Положение вещей». 2016
Первые несколько лет в Берлине я работал в квартире, у меня просто не было мастерской. С течением времени накопилось большое количество холстов, графики и объектов. Все это размещалось под кроватями и коврами в жилых комнатах, что в какой-то момент стало походить на абсурдистский пространственный коллаж. Теперь я свой житейский опыт попробую воспроизвести на выставке «Оргия вещей». Для меня это метафора положения авангардного мышления и всего проекта современного искусства в культуре России настоящего времени — меланхоличное забвение искусства.
Д.Щ.: А как будет представлена эта работа на выставке и как она будет работать на общий замысел «Оргии Вещей»?
После нашей переписки с куратором Владимиром Логутовым у меня сложилось представление, что монтаж выставки превратится в то, что музыканты называют «Джем». Моя инсталляция может попасть в неожиданное окружение и обрести иные качества. Предстоящая работа на монтаже может помочь мне проследовать за идеей дальше и привести к иным решениям. Выставки мне нужны, чтобы видеть себя со стороны и что-то менять в своем искусстве.
Игорь Шуклин. Графическая инсталляция на групповой выставке «Рисовать». Галерея Анна Нова.
Д.Щ.: Расскажи немного о своей жизни в Германии, мне кажется, так станет более понятен смысл твоей работы для «Оргии вещей». Как происходит поиск творческого пути в Берлине? Общаешься с кем-то из галеристов?
Нет, это не про меня. В галереи я почти не хожу, мало с кем общаюсь на тему работы, потому что тут нелепо обивать пороги.
Обычно в пятницу у галерей начинаются вернисажи, в итоге тут не смотришь искусство, а попадаешь в рутину – все тусуются, пьют вино, а на творчество как будто и времени не остается.
Я в это никогда не погружался, просто наблюдал. Мне кажется, что художники этим не занимаются. Ну раздают все свои визитки, а большого толку от этого нет.
Сейчас я учусь, а дальше, куда кривая выведет.
Д.Щ.: Как же тогда найти себе место?
На самом деле, все происходит из обычных человеческих связей. Люди всегда хотят видеть, что ты готов быть с ними в одном кругу, поэтому если ты им понравился (твои работы и манеры), а они тебе, то все пойдет.
Получается, если послушать Игоря, то все-таки заводить знакомства неплохо, а вот навязчивость никто не любит, впрочем, как и везде.
Выходит, как и в России, почти все решают связи – личное знакомство. Я был конечно удивлен.
Игорь Шуклин. Интерьер фаланстера. Холст, масло. 65 х 90см. 2017
Д.Щ.: Ну а на выставки ты ходишь?
Я больше хожу в музеи, на греков, например, (я имею в виду берлинское античное собрание на Музейном острове).
Живя здесь, мне стала понятна интенция многих художников из Германии. Вот я до сих пор не понимаю глубоко многих британских художников, то есть я не имел возможности прожить с ними одно пространство и время. Имена и формы искусства всем известны, но вот понять, куда смотрят художники, — это совсем другое.
Могу еще отметить Музей Берггрюна и коллекцию Шарф-Герстенберга — тихое хорошее место, две большие частные коллекции находятся друг напротив друга. Музей, конечно, туристическое место, но Берлин и туризм уже едины, ведь люди, которые помнят свой город с 90-х, незаметны в общей массе. От туристического наплыва и страдает восприятие города. И из-за этого у коренных берлинцев есть негативное отношение к туристам.
Не могу не согласиться с Игорем, в Берлине немцы совсем не приветливые. На лицах явно видна усталость от этого нашествия мигрантов, беженцев и туристов.
Д.Щ.: Подожди секундочку, это как-то совсем не вяжется с моим восприятием Берлина и что я о нем слышал. А как же «движуха», «культурная столица» и т. п.?
С одной стороны, да, здесь есть движуха, но вся эта движуха из клерков, программистов и успешной сцены искусства — она вся работает на экономическую машину. Тут ты видишь адреналин современного человека, который попадает в струю и обслуживает капитал.
А если ты поживешь в Нейкельне, то ты увидишь другой импульс жизни.
Эта жизнь отличается — город этим и удивителен. Тут странные фрагменты жизни перемешаны, один район может быть совсем не похож на другой.
Я не думаю, что всем нравится ситуация в Берлине. Этот город подталкивает к размышлениям непрерывно. Для меня прогулка по Берлину — это всегда скольжение мысли. Был такой режиссер — Кристоф Шлингензиф…
Это художник и режиссер, который снял «Немецкая резня бензопилой»?
Да, он самый. В этом году вышел документальный фильм о его партии «Chance 2000», и в какой-то момент в видео мелькает Alexander Platz начала нулевых — сравни, какой он был тогда пустынный и какой он сейчас. Просто удивительно. А прошло всего каких-то лет пятнадцать — двадцать.
Да, сейчас везде этот пресловутый «мультикультурализм»…
Вообще «мультикультурализм» – это пустая риторика, гораздо больше опасений вызывает сегодня рост нового консерватизма по всему миру.
Мне показалось или нет, как будто немцы даже расстроены и подавлены. Я понимаю, что это все-таки мегаполис, но я не ожидал увидеть здесь в метро такие же мрачные лица, как и в Москве. Это все рефлексируют на тему беженцев и недавних терактов?
Брутальности и жесткости Москвы тут нет, но вжившись, потом ты ее видишь и в Берлине. Насчет проблемы беженцев еще в 1996 году в философской работе «Средства без цели» философ Джорджо Агамбен выразил ценные мысли о том, что беженцы вводят национальное государственное устройство в радикальный кризис. Отсюда весь этот шум и озабоченность политиков Европы. Сейчас, может быть, тот момент, когда некоторые люди на собственной шкуре ощутили, что логика государства звучит как расстроенный музыкальный инструмент, по сути, государство воспринимается как атавизм прошлого, и мы стоим на пороге политических потрясений. Данный кризис связан у Агамбена прежде всего с правами человека и гражданина: правами наделен гражданин, легитимизированый национальным государством, а в Берлине и во всей Европе по сути очень много не граждан, а просто жителей. Следовательно, понятие «гражданина» по Агамбену перестало быть адекватным для отражения социально-политической реальности современных государств. Но что будет с жителями в будущем? Ведь жители и мы с тобой. На самом деле, в РФ власть старается поселить в умах национальное самосознание как большую иллюзию, а в Германии как-то очень сложно стало понять, что значит гражданин, в этом моменте наглядно наблюдается радикальный кризис.
Игорь Шуклин. Футурист в комнате. Бумага, тушь, маркер. 35 х 27см. 2016
Давай еще раз поговорим о том, как найти себе дорогу в художественном мире, как найти проект, которым бы хотелось заниматься, и вписаться в него?
На самом деле, проектное мышление меня не интересует — вот мы встретились, значит, есть какой-то интерес к друг к другу, а общаться о ведении проектов, каких-то условиях этих проектов, устраивать совещания – это не дело художника. Весь мой товарищеский круг выстроен так, что мы просто испытываем интерес друг к другу как художники. Проекту я предпочитаю старое слово «Выставка».
А какие ты видишь перспективы для своего творческого развития в Германии?
В Германии более десятка художественных университетов и академий, то есть сотни человек каждый год вновь и вновь пополняют ряды дипломированных художников современного искусства — их очень много, большая конкуренция, многие еще приезжают извне, поэтому тут быть в статусе художника довольно сложно. Сегодня специализированные медиа мобилизуют массы молодых людей на креативную деятельность. Идеология профессионального креатива в Берлине назойлива и плакатна.
В этом смысле большая иллюзия, когда в РФ критикуют только локальную институциональную систему. Это глобальный вопрос.
Когда я участвую в выставке на российских площадках, у меня есть ясность: десяток галерей, пара дюжин молодых художников и узкий круг кураторов вокруг институций. А в Германии появляются вопросы иного толка, основной из них — что ты заявляешь, как художник в таком огромном потоке выставок и представителей современного искусства? Найти такое высказывание — главная задача. Но многим удается самыми разными путями устроить свою жизнь при помощи искусства. Пока я пытаюсь связать свою жизнь тесно с искусством, не забывая о внутренних правилах и сомнениях.
Игорь Шуклин. Возведение искусственных островов. Холст акрил. 100см х150 см. 2014
Тебя послушаешь, и получается, что все в порядке, как будто так и должно быть, заводишь знакомства, вместе занимаетесь творчеством…
Нет, это как раз редкость, так работают только счастливчики. Опять же, что будут делать эти люди, которые выучились на художников? Конечно, тут есть поддержка: гранты, социальная поддержка — это серьезная бюрократия.
Помогают с материалами?
Отчасти. Но предоставляют мастерскую, поэтому я сейчас в хороших условиях для работы. В Германии образование в области искусства – это условия для работы прежде всего. Есть отличная техническая база и мастера, которые помогут реализовать идею в самых разных материалах. В России всего несколько школ современного искусства, и в них заметен сильный упор на гуманитарное знание, но условий для работы в материале практически не созданы. В Германии есть, конечно, базовая теория, но она идет синхронно с работой в материале. Поэтому с российскими художниками интересно устраивать языковые игры об искусстве, и реже обсуждать материальность их искусства. С художниками в Европе дискуссия чаще строится на том, как сделано искусство, идти через материал к содержанию. Но везде есть исключения, искусство ведь не монолитно.
Мне кажется, что молодые художники в России больше интерпретируют свои работы на основе гуманитарного знания, заметна бóльшая начитанность и затекстованность искусства, чем в Германии. Но это не значит, что художник как интеллектуал потерял свой общественный статус в Европе. Мы говорим о разности образования.
Каждый институт привязан территориально к определенной земле Германии, и земли во многом поддерживают институциональный механизм.
Наверное, многие современные художники тут из стран Азии, они сейчас активно получают образование в Европе.
Да, но, мне кажется, за редким исключением, они так и не смогли понять, о чем говорит современное искусство с экзистенциальных позиций. То есть форму они смогли взять, а вот чем она наполнена у них, мне совершенно не ясно. Выглядит как формализм. Но я опираюсь в нашей беседе на свой университетский опыт, и наверняка есть хорошие художники из Азии.
Над чем ты сейчас работаешь?
Сейчас работаю над разными произведениями, которые по содержанию находятся на границе утопии и дистопии, то есть на линии между утопическим и антиутопическим пафосом. Во-первых, это фильм в жанре мокументари о воображаемом городе-поселении, который как бы строится на Ямале в плохих климатических условиях. Когда смотришь видео, не понимаешь, что это: авангардный жизнестроительный эксперимент или фашистская действительность? Для меня эта работа меланхолична и мерцает самыми различными коннотациями с двадцатым веком. Тот есть фильм срабатывает как увядающий манифест о месте, которого нет. После работы над фильмом я начал изображать воображаемый город уже в живописи.
Игорь Шуклин. Набор кадров из фильма «В городе К.». 2016–2017
Я работал с видео не как с самоценным художественным высказыванием, а скорее как картинкой, которой зритель безоговорочно доверяет. Фильм — практически фарс: снимаю одно, а заявляю другое.
Живопись же, наоборот, — это образ, требующий от зрителя усилий, чтобы погрузиться в самодостаточный мир, попытка изобразить цельную образность, которая связана, с одной стороны, особым касанием с реальностью, но одновременно конструирует другой, автономный от нее, мир. Об автономии живописи хорошо написал Александра Кожев в работах об искусстве Василия Кандинского.
Есть ли в планах вернуться в Россию?
Пока нет. Но я хочу снять фильм о Курске, в котором прожил несколько лет. Мне интересна тема интенсивного строительства Торговых центров. В Курске они на каждом шагу, очень высокая концентрация. Общество потребления возвели на моих глазах, и я помню иную жизнь, что протекала вне консюмеризма. Хотел бы в фильме через фигуру Казимира Малевича (который тоже жил в этом городе и был в дружеских отношениях с моими родственниками) сопоставить образы авангарда и потребления. Но это все в планах.
