25 августа в Инновационном центре «Сколково» пройдет фестиваль Skolkovo Jazz Science. Гостей фестиваля ждут насыщенная джазовая программа, занимательные научные беседы, интерактивные зоны и объекты в тематике Art&Science. Мы поговорили с Асей Казанцевой – популяризатором науки, журналистом и автором бестселлеров о работе нашего мозга «В интернете кто-то неправ! Научные исследования спорных вопросов» и «Кто бы мог подумать! Как мозг заставляет нас делать глупости». На фестивале Ася проведет лекцию на тему «Музыка меняет мозг? Запутанный клубок причин и следствий»
Кроме современного искусства нам удалось обсудить то, как мы воспринимаем СМИ и ориентируемся в информационном потоке.
Ася, 25 августа на фестивале Skolkovo Jazz Science вы расскажете о влиянии музыки на наш мозг. А как вы думаете, как в целом современное искусство воздействует на нас?
Современное искусство воздействует на нас так же, как и несовременное: пробуждает ассоциации, позволяет посмотреть на мир под каким-то новым углом зрения, обогащает спектр нашего восприятия. А еще служит темой для разговоров, маркером «свой – чужой», способствует повышению коммуникативной ценности как тех, кто его производит, так и тех, кто его воспринимает. В этом смысле оно мало отличается от нон-фикшна, по большому счету научно-популярные лекции и книжки играют примерно ту же самую роль в информационном пространстве. Но на лекции я буду говорить в основном не о тех, кто слушает музыку, а о тех, кто учится ее играть: это очень мифологизированная область, представления о волшебном эффекте от занятий, циркулирующие в массовом сознании, к сожалению, основаны на довольно слабых и иногда противоречивых экспериментальных данных.
Ася Казанцева
Как работает пропаганда?
Глобально она работает благодаря тому, что человеческий разум несовершенен, склонен к когнитивным искажениям, к тому, чтобы экономить энергию, искать простые ответы, делать выводы на основе заведомо недостаточной информации. Всеми этими недостатками возможно – осознанно или интуитивно – пользоваться для того, чтобы внушить человеку какое-то убеждение. Например, есть такой «эффект социального доказательства», про него много пишет психолог Роберт Чалдини. Если мы видим, что много людей вокруг нас разделяют какое-то убеждение, мы тоже склонны считать его правильным. Вообще-то это эволюционно выгодно: скажем, если все сородичи в племени считают, что нельзя лезть в озеро, потому что оно кишит крокодилами, то разумно поверить им на слово и не пытаться проверять на собственном опыте. Но государство со своими подконтрольными СМИ способно обращать этот эффект в свою пользу: допустим, показывать по телевизору только людей, которые говорят, что правильно мы отжали Крым, и если у зрителя нет собственной твердой позиции по этому вопросу, то постепенно он склоняется в сторону той, которую, как ему кажется, разделяет большинство.
Почему доверие к телевидению зачастую выше, чем к интернет-ресурсам?
Я думаю, это все же зависит от социального слоя и возрастной группы. Телевизору больше доверяют, например, люди старшего поколения, которые застали время, когда никакого интернета вообще не было. Люди, небезосновательно полагающие, что в интернете кто угодно может написать что угодно, а в телевизоре есть какой-то государственный контроль, который они оценивают как положительную особенность. Но вообще я думаю, что для людей вряд ли так уж характерно верить «телевизору вообще» или «интернету вообще», они все-таки верят каким-то конкретным сайтам или передачам. В этом смысле, наверное, картинке (будь она на ютубе или в телевизоре) верить чуть проще, чем тексту, потому что при регулярном просмотре возникает эффект знакомства с этим человеком. А нам вообще нравится знакомое, это показано во многих психологических экспериментах. В присутствии знакомого мы расслабляемся – ведь в прошлый-то раз оно нас не съело! – и критическое мышление притупляется.
Что можно сделать, чтобы люди обрели критический взгляд на массмедиа?
Когда вас кто-то обманывает, то вы можете заподозрить неладное двумя способами: анализируя содержание речи и анализируя ее форму. В первом случае вы сопоставляете новую информацию с тем, что вам в принципе известно о мире, и оцениваете, насколько органично она укладывается в общую картину. Допустим, вам говорят о том, что в гомеопатии лекарственные вещества работают тем лучше, чем сильнее они разведены, а вы знаете химию и математику, и, соответственно, думаете: «но ведь вещества состоят из молекул, их число велико, но не бесконечно, и при таких разведениях они просто закончатся!». Это работает хорошо в тех областях, где у вас есть какие-то фактические знания, но если знаний нет – а понятно, что ни у кого их нет обо всем – такой подход не сработает. Второй способ – оценка достоверности утверждения по формальным признакам, простое понимание того, почему медицинская рекомендация из рекламной газеты заслуживает менее серьезного отношения, чем медицинская рекомендация от ВОЗ, FDA, научного журнала The Lancet или еще какого-то надежного источника. Конечно, по мере того, как человек становится более образованным, он повышает свои шансы на распознавание обмана с помощью обоих методов, но все равно это гонка вооружений, шарлатаны постепенно становятся все более наукообразными, пропаганда – все более убедительной, и от потребителя требуется все больше интеллекта, чтобы их распознать, особенно вне сферы его собственной профессиональной компетенции. Поскольку нарастить компетенцию во всех областях невозможно, приходится так или иначе все равно верить кому-то из экспертов. Здесь надо выбирать, кому – и тем тщательнее, чем более важна для вашей жизни эта область.
Как работают фейковые новости и почему мы в них верим?
А мы в них верим? Если да, то, наверное, в тех случаях, когда они органично вписываются в уже сложившуюся у нас картину мира. В психологии есть такое понятие – confirmation bias, ошибка подтверждения. Из всего потока информации мы выбираем и предпочитаем ту, которая согласуется с уже сложившимися у нас убеждениями, и если эти убеждения важны и эмоционально значимы, то в таких ситуациях мы готовы даже закрыть глаза на то, что источник выглядит сомнительным. Условно, если вы терпеть не можете велосипедистов, то вы с готовностью будете стараться поверить любой истории, в которой велосипедисты оказались плохими людьми, даже если в остальном она насквозь нелепая.
Может ли современный человек эффективно социализироваться и ориентироваться в мире, изолируя себя от новостного потока?
Совсем изолировать себя от новостного потока все равно невозможно, если мы как-то социализируемся: о важных событиях нам будут рассказывать знакомые. Но, конечно, мы все формируем вокруг себя информационные пузыри, отстраняясь от тех источников, которые нам не нравятся и обращая внимание на те источники, которые нам нравятся. В общем и целом это неизбежно, просто полезно всегда помнить, что целостной картины ни у кого и никогда нет, есть только фрагментарная.
Почему новости несут обычно негативный характер (военные конфликты, природные катаклизмы etc)? Склонен ли наш мозг отдавать предпочтение «плохим» новостям?
В значительной степени да, по очень простой причине: плохие новости более важны для нашего выживания. Если вы проигнорировали информацию о том, что в соседнем лесу есть съедобные грибы и не пошли туда – ну, вы найдете какую-то другую еду в другом месте. А если вы проигнорировали информацию о том, что в соседнем лесу водятся опасные змеи и пошли туда – есть шанс, что вы уже не вернетесь. Психолог Даниэль Канеман, автор великолепной книги о когнитивных искажениях «Думай медленно… решай быстро», в 2002 году получил Нобелевскую премию за исследования по экономике, в которых показал, среди прочего, что люди сильнее огорчаются утрате 100 долларов, чем радуются приобретению 100 долларов. И это касается не только денег, это довольно универсальный психологический механизм.
Автор интервью
Альбина Кудрякова
