Александр Вилкин о совместном с Викой Бегальской проекте «Saw u»
Выставка «Saw u», которую представили Вика Бегальская и Александр Вилкин по итогам своей резиденции в мастерской Фонда Владимира Смирнова и Константина Сорокина, содержала в себе элемент неожиданности: в центре экспозиции две одинаковые картины, размещенные в разных залах. Сами пространства выглядели так, будто художники только-только закончили работать и куда-то отошли, оставив на полу полиэтилен, пластиковые стаканчики с засохшей краской и тряпки, которыми вытирали кисти. Как рассказал в интервью ArtTube Александр Вилкин, в основе проекта двойственность, когда явления совершенно разного порядка доступны для рассмотрения в одной плоскости, при этом перемешиваясь друг с другом, они создают новые образы и отношения. Зритель же попадает в некую переходную точку, где каждый фрагмент является частью чего-то большего, и, находясь в которой он, возможно, смог бы увидеть картину целиком.
*Заголовок, предложенный Александром Вилкиным
Александр, расскажи, пожалуйста, откуда появился этот мотив повторения в вашем с Викой творчестве?
Александр Вилкин: Мы периодически повторяем сюжеты, композиции своих работ. Для нас это нормальная практика, при кажущемся многообразии периодически все сводить к определенному набору мизансцен. Более того, с течением времени накапливаются эти дублирующие друг друга картинки. Как-нибудь мы сделаем череду «одинаковых» выставок с «одинаковыми» работами. Это не копии, но это и не серийность, это скорее такое периодическое возвращение. А на этой выставке мы показали две подобные работы.
По сути это интерьерная живопись, которая при определенном просмотре может оказаться не тем, чем заявлена. То есть эта двойственность скорее даже не живописного порядка, а двойственность как нечто фундаментальное. Зачастую именно этим и интересно искусство: явления разного порядка, и часто противоречащие друг другу, оказываются в одной плоскости и доступны для одновременного рассмотрения. Здесь и в названии прочитывается вариативность. «Saw u» это и «Видел тебя», то есть такой момент дежавю, повтора, удвоения. И одновременно — это «Пилю тебя», жест, направленный на разделение чего-то целого.
Как долго вы работали над выставкой? Какие задачи ставили перед собой?
А.В.: Мы работали около 4-х недель. Одна из наших задач, чтобы получились сами работы (что бы это ни значило), поскольку иногда процесс может выйти из-под контроля, затянуться, материал может начать диктовать свое и так далее. В основе выставки симметрия, или точнее утерянная симметрия, которая остается только в отражении. Это как к половине объекта поднести зеркало, искусственно пытаясь воссоздать целое. Мне кажется, на всех последних выставках у нас примерно одинаковый настрой, и даже на уровне выстраивания экспозиции есть несколько приемов, которые мы повторяем. Так, например, на выставке «Раффлезианство» 2016 года, где по сути привлекательные, затягивающие в себя картины скрывали в себе нечто насильственное, где образы, перемешиваясь, пытались предстать по-новому, то есть внутри картины проходило движение от образа к разложению и появлению нового образа, новых отношений. Так вот на той выставке был единственный объект — бетонная плита. Бетон был залит в меховую форму, мехом внутрь, и после высыхания эта меховая форма сдиралась, оставляя куски волос и шерсти в бетоне. Это был такой процесс освежевания, причем на выходе получалась вполне минималистическая скульптура, которая скрывала сам процесс. По сути, для меня это один из живописных принципов. Невозможность до конца проговорить, а, значит, невозможность проанализировать, и остаться в области интуитивного, это, наверное, одно из достоинств живописи. На выставке «Слепой мешок» в галерее «Pop/off/art» мы использовали примерно такой же принцип: казнь, совершенная на берегу, вынесенные на берег вещи, рассыпавшиеся из мешка, среди которых вдруг оказывался и зритель, и который, возможно, через эти вещи мог увидеть и картину, уловив переходное состояние.
Очевидно, эта концепция продолжается и в проекте «Saw u». Объекты выступают в роли комментария к живописи?
А.В.: Да, на выставке в Фонде примерно так же: две повторяющиеся картины и скрученный в спираль капилярный шланг, из пор просачивается красная субстанция, которая течет внутри него. Для меня это как линия разреза в пространстве, края которого скрутились. У нас иногда возникает внутри нарратива фигура человека, ползущего по поверхности. И во всех этих выставках эта фигура вытеснена с полотна в само выставочное пространство. Она вдруг оказывается среди каких-то разбросанных вещей, на полиэтилене или у бетонной плиты, и от выбранного места рассмотрения зависит дальнейшее развитие как экспозиции, так и всего пространства. На мой взгляд, сами по себе эти объекты не имеют большой ценности, зачастую они не самостоятельны, и, да, выступают в роли комментария, могут быть подводкой или рамой в пространстве непосредственно для живописи. Тем не менее, через противоречивые и, может, иногда не очевидные взаимоотношения этих экспозиционных объектов, пространства и самих изображений, по совокупности складывается более общая картина. Каждый фрагмент является частью чего-то большего.
А насколько тебе вообще интересны другие медиа, помимо живописи? Я помню, ты создавал куклы для спектакля «Пояс Афродиты» (кстати, это был ваш первый совместный проект, верно?).
А.В.: Да, это был первый совместный проект. В этом спектакле куклы выступали как объекты, которыми пытались манипулировать актеры, а объекты в ответ, в силу своей корявости, пытались сопротивляться этому. Иными словами они опять были не сами по себе, а проявлялись только в конкретной ситуации. В дальнейшем творчестве зачастую объекты также, так или иначе, играют дополнительную роль по отношению к живописи, мы их и делаем исходя из логики живописи. Данные объекты, зачастую редимейды, по которым можно проследить или через которые может проявиться новая структура наподобие анаграммы. Как, знаешь, что Льюис Кэролл это и есть Джек Потрошитель? Внутри его сказок и логических задач с помощью маршрутных методов дешифровок обнаружили совершенно другие биографические текста. Одна история содержит в себе принципиально другую историю, которая обнаруживается путем иного сложения частей. Вот примерно так.
Существует ли еще творческий союз «Тереза», в рамках которого и был придуман этот спектакль?
А.В.: Сейчас он больше существует как клуб. У нас есть несколько проектов, которые в неоконченном состоянии уже некоторое время. Но в целом это скорее сейчас формат клуба, там происходит общение, встречи, но вряд ли мы сейчас готовы презентовать что-то новое. Тем более, кто-то из участников находится в местах не столь отдаленных, кто-то достаточно успешно снимается в сериалах.
Как вы с Викой пришли к тому, чтобы работать вместе? Что вас объединяет в плане искусства?
А.В.: Работаем мы вместе с 2014 года. Что касается идей, процессов и прочего, то мне сложно как-то конкретно ответить на этот вопрос. Это опять же череда событий, каких-то незначительных вещей: поход в магазин, потом пьешь кофе, идешь в Макдональдс, сквозь снег возвращаешься, пошел в парк Царицыно рыбачить, возвращаешься, а Бегальская уже принесла эскиз: обезьяна скачет на попугае, и мы рисуем. Занятие живописью лично меня достаточно сильно организует, и в то же время мне важно, что живопись естественным образом встает в череду других дел. Как-то так.
Карачай-черный ручей
Карлики и собаки пляшут
Человек сидит на скамейке и улыбается как будто кто-то идет
Дым или туман
Собака стоит в кустах как в воротах
Ворона которую могли спасти
В листьях отражаются звери и люди
Горилла бреет человека он сидит на стуле
Горилла душит сидящего на стуле человека пакетом
Больцмановская петля
Отражение взрыва на лице
Бонобо бьет палкой йоко оно
Мохнатое тело засыпано прошлогодней листвой
Ветка на льду- тело подо льдом
Обосанная черепаха
Отражаюсь в зубах прохожих
В зрачке муха у нее в глазах отражается пламя
Глаза на жопе, в глазах отражение
Сквозь деревья идут уроды
Дышать желтым
Ван гог ест свинцовые белила
Яд на снегу \ Розовый снег
Липкая курица
Бьет воздух ногами
Это копипаст страницы из заметок на смартфоне. Это конечно никакие не темы для картин, не сюжеты, а скорее зарисовки ситуаций и настроений внутри дня, которые в какой-то момент могут сложиться в определенный мотив или, например, в персонажа. Последнее время Бегальская проводит много времени в Греции, там у нее небольшой виноградник, и она пытается организовать производство по изготовлению водки Раки. Но помимо прочего еще достаточно много рисует. Оттуда она привозит рисунки, эскизы, начатые полотна, и здесь мы их уже доделываем. Иногда работа может получиться за несколько дней. А иногда процесс затягивается на недели. Иногда вообще не получается и приходится ее откладывать.
К каким темам или образам вы чаще всего обращаетесь? Есть ли у них какая-то история?
А.В.: Для меня образ это не столько персонаж или тема, а скорей образ как состояние самой картины. На данный момент я характеризую общее состояние как тепловую смерть, отсутствие обмена тепла. С одной стороны, там вроде как все перетекает, преобразовывается, но преобладает такая статичная вселенная. Когда минимизируется тепло-холодность и контрастность. При таком состоянии уже трудно говорить о темах или каких-то сюжетах. В данной ситуации все становится всем сразу. Так и тут: олени это уже немного фон и т.д. Живопись уже начинаешь воспринимать не на уровне различения и узнавания изобразительного ряда, а более тактильно, что ли.
Насколько сильно изменился (и изменился ли) твой собственный стиль с момента начала вашего сотрудничества с Викой?
А.В.: Это не столько изменение какого-то стиля, а просто другой темп восприятия и проживания. При смене темпа ты начинаешь обращать внимание немного на другое. Да даже уже в процессе совместной работы, у нас изменения произошли, не знаю, видны они со стороны или нет. Но они есть.
Где ты лично черпаешь вдохновение?
А.В.: Мне однажды палку колбасы не пробили в магазине, точнее пробили, но почему-то в чеке не отразилось, в общем, она досталась мне бесплатно. Обнаружил я это только на улице. Я шел вдоль Фонтанки у цирка, в какой-то момент я понял, что удача не должна принадлежать только мне, и что часть удачи я должен вернуть обратно в круговорот вселенной, в итоге половину палки я бросил в реку. В тот момент я принадлежал чему-то большему, был неотъемлемой частью общего движения, вносил свою лепту, дома напротив требовали жертву, я был вдохновлен. Это я к тому, что для меня вдохновение не совсем художественная категория. Скорее это ситуация, когда взаимосвязи на какой-то момент полностью раскрывают себя. И если искусство воспроизводит и требует фиксации и дальнейшего воспроизводства и потребления, то вдохновение для меня это как точка остановки, и в этом смысле противоположно искусству.
А кто из художников тебе нравится?
А.В.: Художников очень много, и они очень разные, от Поллайоло до Отто Мюля и Одда Нердрума, или, например, магнитогорские художники Григорий Голланд и Владимир Некрасов. Я на самом деле не знаю, как ответить на этот вопрос. Встреча с произведением это такая вещь… Например, во дворе Музея Антуана Вирца в Брюсселе ползают огромные красные жуки пожарники… Игорь Шуклин нравится, Григорий Ющенко, Александра Сухарева, Елена Попова, в общем, очень разные художники. У румынского художника Стефана Танаце зрители, находясь в окружении скрученных покореженных мотоциклов, с пола едят огромные плиты тающего мороженного. Олег Васильев, Росс Блекнер, Калерво Палса, Пикабия и т.д. Из последнего это, наверное, Лев Повзнер, до недавнего времени был плохо знаком с ним.
Можешь назвать какие-то выставки, которые тебе запомнились в последнее время?
А.В.: Это, пожалуй, выставка Сергея Скутару на Фабрике. Если у нас более такой игровой подход, первичный импульс возникновения случаен, то у Сергея в живописи происходит поиск первопричин, быт становится бытием. Выставка Виталия Безпалова «BBBB DDDD» по мне это такой инквизиционный шутер-бродилка из подручных средств, «Agony» от лица Галилея, где крест становится прицелом, и еще видео-блокбастер Виктора Алимпиева «Злая земля».
Ты окончил «Базу». Что дало тебе обучение? Что в целом ты думаешь об этих институциях, которые выпускают художников?
А.В.: Обучение — это же такой составной процесс, где наряду с получением информации, идет общение, что не менее важно. Для меня это был положительный опыт.
Что касается институций вообще, то мне сложно обобщенно что-то сказать, просто из-за нехватки информации. Тем более они все достаточно разные.
Какие проблемы тебя, как современного художника, волнуют сейчас? Насколько тебе интересно следить за происходящими в этой сфере процессами?
А.В.: В целом для меня современное искусство это временное понятие, хронологическое. Поэтому для меня и выставки Союза художников вполне себе современное искусство.
Как-то в челябинском Союзе художников была выставка, и там выставлялись картины с изображением земли, почвы. Художник рисовал вспаханную землю. А в одном из залов сидел этот художник, и он там рассказывал, как уже восемь лет рисует только землю. Представляешь, восемь лет рисовать только землю! Причем два года до этого он только ходил босиком по полям, приучал тело, может даже спал на ней или ел ее. Но восемь лет рисовать только землю… у него там тысячи картин!! Я даже не смог на тот момент оценивать эти работы, это вроде как неважно уже. Там не было проектного мышления, там было какое-то внутреннее движение. Он рыл эту землю, он как царь земли сидел среди смотрительниц залов, которые сами были уже по колено в земле… В общем было удивительно. Что заставляло его это делать… Творчество само по себе это удивительная вещь, удивительное желание, которое зачастую сложно подтвердить рационально. Первичный импульс, вполне возможно природное проявление наряду с гравитацией или сознанием. В такие моменты довольно ясно ощущается раскол «творчество-искусство»
Интересно услышать твое мнение по поводу того, что происходит сегодня в арт-среде. Мне кажется, у нас современное искусство остается очень закрытой средой. Это такое сообщество, которое не пускает никого извне, как бы оберегая себя таким образом от лишнего внимания, что не способствует его популяризации в обществе (при этом тут бытует мнение, что это «Война», «Pussy Riot» и Павленский «подмочили» репутацию искусству). Одновременно с этим институции задают строгие рамки, жестко пропагандируя свои идеи и концепты (из-за чего многие работают не так как хотят, а как «надо», иначе останутся за бортом). Что ты думаешь по этому поводу?
А.В.: Мне кажется, что в обществе интерес к любому искусству в целом не очень большой. Проявление интереса — это во многом образовательная задача, то есть задача государства в том числе, сейчас она никак не решается. И в основном эти образовательные институции и пытаются в частном порядке что-то сделать.
Не думаю, что кто-то что-то там «подмочил». Понятно, что средний запрос на искусство другой, но, как правило, большинство из тех, кого бомбит от «PR», и выступает за некое «настоящее» и тому подобное искусство, Шишкина от Айвазовского не отличат. Мне как раз кажется, что меняется сам подход к искусству среди художников и зрителей, появляется другая логика, скорее даже это не связано с институциями, а просто такой поколенческий и временной фактор. Люди меняются, объемы и распространение информации другие, форма восприятия меняется. Хотя сейчас, бывает, проявляется мимикрия под современное искусство, на уровне приемов, но в целом по моим ощущениям будут (и уже есть) принципиальные отличия художников 20-30-ти лет от авторов, сформировавшихся, скажем, в нулевые.
Делаешь ли ты сейчас какие-то свои проекты отдельно от Вики?
А.В.: Сейчас принимаю участие в записи нового альбома некогда достаточно известной группы «Братья по разуму». Пару лет назад Вова Синий возродил коллектив. Поэтому последнее время чаще приходиться бывать в своем родном Снежинске. Я там играю на ударных, металлофоне, перкуссии, в общем, отвечаю за ритм-секцию и бэк-вокал. Выход альбома планируется следующей осенью. А вот с Викой у нас по плану большая выставка, к которой мы начнем готовиться, наверное, с конца следующего года, а на ближайший год это выставка в Санкт-Петербурге у Марины Гисич.
Автор фото и интервью: Евгения Зубченко
