Цифровое и материальное в проекте Миши Гудвина «Трансформировать выделенную область»
В мастерской Фонда Владимира Смирнова и Константина Сорокина с 29-го января по 2 февраля проходила выставка Миши Гудвина, 24-летнего художника из Воронежа, который уже хорошо известен в своем родном городе. В частности, в мае вместе с Яном Посадским, художником и ассистентом Ивана Горшкова, он открыл галерею «Дай пять», которая быстро стала одним из самых модных мест в городе. Миша, дизайнер по образованию, совмещает найденные на улице объекты, такие как гранитные плиты или части ограждений, с элементами из графических редакторов, превращая их в своего рода граффити на теле городских объектов и промышленных текстур.
Миша, это твоя первая персональная выставка. Как ты понял, что уже готов к ней?
Миша Гудвин: Последние полтора-два года я постепенно делал работы, объединенные общей идеей, в итоге в какой-то момент их накопилось достаточно на выставку. Поскольку я был до этого знаком с Фондом, я спросил можно ли у них сделать проект. Я слышал от знакомых, что эта площадка максимально дружелюбная и, более того, помогает с самим продакшеном выставки. Мне показалось, что для молодого художника это самое подходящее место в Москве. Большинство из того, что здесь представлено, сделано в Воронеже, и, уже находясь в резиденции, я просто доделал несколько объектов.
Здесь все-таки два зала, довольно большое пространство. Не возникло ли у тебя каких-либо трудностей с учетом того, что это все-таки твой первый такого рода опыт?
М.Г.: Нет, было довольно легко. Какие-то отдельные проекты я уже делал в рамках групповых выставок, тем более, у нас есть в Воронеже мастерская «Дай пять». Это такое artist-run space, мы сами делаем выставки молодым художникам, так что опыт-то есть. Единственная сложность была в том, чтобы сделать проект не под скучную развеску вдоль стен, а пространственную, и вот как раз мне Вова Логутов очень сильно помогал с тем, чтобы сделать экспозицию экспериментальной, а не в духе галерейной. Был какой-то пул работ, я создавал разные эскизы, набрасывал коллажи в фотошопе, в итоге мне удалось создать такой нарратив перегораживающих конструкций.
Кстати, о перегораживающих конструкциях. Я видела, что люди спотыкались об одну из стоек, на которую натянута сетка. Это специально так задумано?
М. Г.: Да, это отлично! Значит, все работает. Здесь я совмещаю две среды: уличную и цифровую. Я использую конкретные объекты, реди-мейды, которые нахожу на улице: куски облицовки, заборы, еще что-то, что я стащил с улицы. Я их совмещаю с какими-то элементами из графических редакторов. Ошибочно можно интерпретировать это как пост-интернет, но здесь вот этот термин не совсем подходит, поскольку я не работаю с образами напрямую связанными с интернетом. Это скорей образы, отсылающие к графическим редакторам: фотошоп, иллюстратор, 3D редактор. То есть цифровое, но в меньшей степени. И получается такая, грубо говоря, констатация современности. Мы постоянно сами находимся в цифровом пространстве, но при этом и в материальном тоже. В этом уличном мире мы сталкиваемся с различным убранством улиц, и часто оно такое, знаешь, я постарался в этом зале это передать, оно часто огораживающее. Много заборов, много каких-то вещей, которые запрещают тебе идти. Это может быть и стройка, и просто частное какое-то ограждение, и вот парковочные столбики, и арматура, которая мешает пройти человеку. Такой симбиоз получился двух этих сред.
А есть какие-то интересные истории, связанные с этими объектами, которые ты находишь на улице? Не было ли у тебя проблем? Это все же городская собственность.
М.Г.: Да, истории есть. Например, у меня здесь представлена гранитная плита, это часть облицовки театра в Воронеже. Там проводили ремонт, старую гранитную облицовку снимали, и клали новую. Прогуливаясь по этой закрытой стройке, я обратил внимание на один кусок гранита, взял его и вынес. Он просто нереально тяжелый! И вот я его выношу, и вдруг слышу, как мне кто-то орет: «Стой! Стрелять буду!». А на улице люди ходят, движение кипит, и тут такой ор на всю улицу. Я понимаю, что меня просто на понт пытаются взять, и я пошел с этим гранитом дальше. Сорвал себе спину, но донес.
Почему для тебя было так важно взять этот гранит?
М.Г.: Гранит это такая вещь, которая является знаковым атрибутом постсоветской действительности. Им облицовывали очень много чего в городе, метро, различные здания. Я совместил его с графическим интерфейсом, эти яркие объекты создают эффект копипаста. Здесь важно то, что это не нарисовано, будто ты взял маслом и нарисовал, и каждая линия у тебя новая, а ты как на компьютере, когда копируешь и вставляешь, и у тебя все копипаст. Эти элементы одинаковые.
Очень необычный объект у тебя размещен в первом зале: какая-то космическая градиентная штука на полу. Я так и не поняла, что это. Поддон? Тоже из найденного на улице?
М.Г.: Само собой! Я просто ехал в автобусе, смотрел в окно, и вдруг увидел эту вещь. Вообще она из ДСП и изначально была картонного такого цвета. В пространстве улицы она как бы опиралась на дом. Она была такой странной формы! Напоминает фантасмагорическую структуру, связанную ассоциативно с каким-то космическим кораблем, хотя на самом деле это просто поддон, дурацкая штука, имеющая отношение к промышленности. Я выскочил из автобуса, побежал, забрал ее, потом ехал с ней в общественном транспорте, а она весит просто килограмм 50. Тоже нелегко было.
Похоже, ты можешь унести с улицы все, что угодно. Кстати, ты ведь еще и занимаешься уличным искусством. Ты и там продолжаешь эту тему совмещения цифрового и материального?
М.Г.: Да, но не только. Я, например, делал серии работ, связанных с рисованием совершенно ровных кругов и они часто градиентные. Они могут быть про все. Про то, что какая-то опять же цифровая среда совмещается с уличной средой, про то, что это максимально машинная форма, ни капли не рукотворная, что мы живем в таком мире. Про то, что это какое-то стремление приблизиться к идеальным формам, опять же она не человеческая. Мне, наверное, важна констатация современности, но такая абстрактная.
Я видела серию твоих пленочных фотографий, посвященных граффити. Парни в капюшонах, заброшки, бомбинг на поездах… в этих снимках чувствуется романтика, свойственная субкультуре граффити. Очевидно, ты имеешь какое-то отношение к этой среде, верно?
М.Г.: Я лет семь рисовал классические граффити шрифты, но в какой-то момент я понял, что эта субкультура зациклена сама на себе. Граффити художник производит надпись – свой никнейм, его цель – набрать фейм в той среде, в которой он вертится. Граффити художнику совершенно неинтересно мнение прохожих, это зацикленная на себе игра. Это именно игра, ты соревнуешься с другими граффитчиками за то, чтобы стать самым популярным в своем городе. Есть очень сильные рамки шрифтовые, это сковывает. Знаешь, говорят, что вот граффити это такой бунт, такая антисистемная история, а на самом деле это тоже система, в которой иногда очень сильно порицается отклонение. Ты должен обязательно рисовать шрифт, контуры и все такое. Потом я начал просто заниматься стрит-артом, то есть уже делал не шрифты, а что-то другое. Сейчас то, что я делаю в городе, можно назвать постминималистской абстракцией.
Это уже выходит за рамки стрит-арта.
М.Г.: Я стараюсь не относить себя к стрит-арту, поскольку обычно это вообще что угодно нарисованное на улице. Стрит-арт тяготеет к иллюстративности, к декоративности. Яркий пример, и очень плохой, это ТЦ «Атриум» в Москве. Там есть неплохие художники, в частности, Felipe Pantone, который сделал абстрактную работу, но по большей части все рисунки это не имеющие смысла декоративные картинки, которые просто созданы, чтобы украшать. Но в контексте «Атриума» они не украшают, а создают визуальный хаос. Они не сочетаются друг с другом, налеплены, никакой стоящей кураторской работы там проделано не было. Такое часто можно увидеть. Поэтому не хочется напрямую себя ассоциировать со стрит-артом. Хочется говорить о своей деятельности в городе как о contemporary art, но в контексте, например, мурализма.
Как в Воронеже относятся к уличному искусству? Доводилось ли тебе сталкиваться с полицией?
М.Г.: На самом деле достаточно мирно в принципе. Есть заблуждение, что рисование на улице это вандализм, но в действительности вандализм это 214-я статья УК РФ, когда, например, рисуют на транспорте, либо портят памятники архитектуры, исторические здания или могилы. А в городе это просто административное правонарушение. Я помню, как меня один раз пытались задержать полицейские, но я стал объяснять, что ничего такого страшного в этом нет. А они говорят: «Ладно, мы сделаем вид, что нас здесь не было. Мы уйдем, а ты просто дорисуешь ночью, когда нас не будет».
Как мило. А здесь в Москве ты что-то делал?
М.Г.: Нет, еще не успел, но хотел бы. Из ребят, которые делают современное искусство, но при этом на улице, мне близок по духу Дима Гред (Gred). Он делает классные работы, мне очень нравится. Это в какой-то степени модернистская традиция модульного рисования, но он делает это очень давно, и не отходит от этого шаблона. Мы планировали вместе порисовать, но пока не скооперировались.
Мне кажется, здесь более агрессивная среда. Дима сам не раз говорил, что в последнее время стало жестче, полиция сильно гоняет тех, кто рисует на улице.
М.Г.: Вполне возможно, да.
Как ты пришел в современное искусство?
М.Г.: В Воронеже уже достаточно давно сформировалась среда, связанная с современным искусством. Есть даже термин «художники воронежской волны», это как раз связано с ребятами, которые на свои деньги в Воронеже сделали Центр современного искусства, и вышли на всероссийский уровень. Это Арсений Жиляев, Ваня Горшков, Коля Алексеев, Кирилл Гаршин и другие. Есть художники еще более свежего поколения, потому что сначала люди задают планку, смотрите, есть современное искусство, и мы это делаем в Воронеже, и в Москве, и где угодно. Это заставляет других людей смотреть и понимать, что, ага, оказывается так можно. Вот и мы с Яном Посадским полгода назад сделали выставочное пространство, поскольку так можно. Берешь и снимаешь помещение.
Да, я как раз хотела поговорить с тобой об этом. Вы открыли это пространство в мае, и, как я читала, оно уже стало одним из самых модных мест в городе. Как это у вас так получилось?
М.Г.: Наверное, модным среди неформальных мест. Изначально, мы с Яном решили снять квартиру, чтобы жить, и мастерскую, чтобы при этом там можно было бы работать. Мы нашли в центре Воронежа трехкомнатную квартиру, которая сдавалась без мебели, представляешь, всего за 15 тысяч рублей в месяц! Это даже для Воронежа дешево, если говорить про центр. Это был просто космос. Мы сделали косметический ремонт, а одну из комнат превратили в итоге в «white cube», выкрасили там стены в белый цвет, сделали хороший свет. Захотелось все же сделать общественное пространство, чтобы мы могли выставлять молодых художников из Воронежа, чуть позже мы стали приглашать художников и из других городов. Например, к нам приезжала Аня Афонина, которая как раз в Фонде была резидентом. В феврале мы планируем привоз большой выставки из Москвы, ее будет курировать независимый куратор и владелец маленькой галереи «Money Gallery» Илья Смирнов, он также имеет отношение к проекту «Цветник». Это новостной ресурс, который делает подборки выставок со всего мира, придерживаясь определенной эстетической линии. Вот их компания-коалиция будет делать у нас выставку в конце февраля. На счет публики у нас есть определенная идеология. Если посмотреть на среднестатистическую выставку современного искусства, чаще всего анонимный зритель это очень маленький процент, как мне кажется. Обычно это люди, либо друзья художника, либо сами художники, либо еще кто-то. Люди часто почему-то боятся современного искусства, не очень в этом заинтересованы. Наша миссия — привлечь этого анонимного зрителя, чтобы к нам ходили люди, которые искусство современное, может, даже не видели никогда.
А каким образом вы привлекаете этого зрителя?
М.Г.: Например, когда бывают какие-то крупные мероприятия, мы устраиваем еще плюсом вечеринку с диджеем, то есть это может быть какое-то афтерпати, куда придет диджей и можно будет просто потанцевать. Но при этом мы держим культурный баланс, чтобы не скатиться в чисто развлекательное место. Например, мы никогда на открытиях не подаем алкоголь, просто побухать никто не придет. Плюс мы ведем соцсети, ведь по большей части у нас молодежная аудитория, студенты. Приходят, впрочем, разные люди.
Вы как-то гранты ищете или своими силами организуете эти выставки?
М.Г.: Пока мы полностью своими силами. На самом деле, чтобы сделать такое пространство не нужно особых затрат, потому что аренда дешевая. У нас есть небольшая окупаемость за счет кинопоказов, и в принципе у нас такая история получилась, что непосредственно помимо галерейной площадки, мы стали там проводить различные культурные мероприятия. Я сейчас в Москве нахожусь, а Ян Посадский там. Он проводит там различные мероприятия, это могут быть и поэтические вечера, кинопоказы, концерты авангардных исполнителей. Некоторые дают какую-то небольшую прибыль, которой может хватать на покрытие расходов. Еще мы участвовали в проекте от «Universal University» в Artplay, они делали конкурсную программу, она называется «Культурная инициатива», это конкурс для ребят, которые в разных областях России делают самоорганизованные культурные проекты. Мы тоже вошли в финал и нам обещали, что нам поможет как-то Flacon, непонятно как пока, может быть, советом, может быть, материально.
А дом жилой или это творческий кластер?
М.Г.: Изначально этот дом выкуплен одним владельцем, который сдает его в аренду, и в нем люди снимают помещения под мастерские, но там есть и те, кто просто живет, хотя они в меньшинстве. Вообще публика разная. Под нами, например, живут проститутки. Они там принимают клиентов. Все как надо, очень богемно. У Яна Посадского есть идея максимально сконцентрировать творческую движуху в городе в этом доме. Он постоянно советует всем нашим знакомым снимать здесь мастерские, чтобы появилось такое комьюнити, которое дает творческую энергию.
Какие художники тебе интересны?
М.Г.: Когда мне кто-то задает такой вопрос, даже в неформальном общении, я всегда называю немножко разные имена, потому что большой пул художников, за которыми я слежу. Мне интересны художники, которые работают с темами, близкими и мне. Цифровая среда, городское пространство, что-то из уличного искусства. Первый, кто мне приходит в голову пока что, но это необязательно мой самый любимый автор, например, Катарина Гроссе. Она рисует пульверизатором, получается что-то типа абстрактного экспрессионизма только в гигантском формате. Это может быть дом или выставочное помещение, которое полностью покрыто гигантскими всплесками краски, и это такой гипертрофированный абстрактный экспрессионизм. Мне это близко во многом и по той причине, что это еще и берет начало в граффити. Или мне, например, нравится польская художница Моника Сосновская, одна из ее больших скульптур буквально на днях была представлена в «Гараже». Она делает какие-то вещи, связанные с останками железобетонных объектов уличных, искореженные куски металла как остаток постсоветской травмы, вот этой уличной действительности. Мне это тоже близко.
Интервью и заглавное фото: Евгения Зубченко
Фото экспозиции: Кристина Матвеева
