Марина Звягинцева о своей борьбе с чиновниками из Шатуры, скопировавшими ее скульптуру
В августе этого года в городском парке им. Гагарина в Шатуре ко дню города установили новую парковую скульптуру, которую назвали «Лодка»: ванна с четырьмя веслами, душем и табличкой «#ПРИПЛЫЛИ». Местные СМИ цитируют директора парка Андрея Макеева, сообщившего на открытии, что «такого больше нигде нет». В действительности скульптура является точной копией авторского паблик-арт объекта Марины Звягинцевой, который в мае был установлен в Конаково Ривер Клаб в рамках проекта «По волнам». В интервью ArtTube Марина Звягинцева рассказала о том, как она пытается доказать свое авторство руководству парка, почему договор о защите авторских прав не всегда панацея от воровства, и каким образом можно действовать в подобных ситуациях. Мы поговорили и с другими художниками, попросив их поделиться своими историями на тему плагиата.
Марина, расскажите, как вы узнали о появлении копии вашего объекта в Шатуре?
М.З.: В мае этого года в рамках проекта «По волнам» мой объект 2015 года «#ПРИПЛЫЛИ» был размещен в Конаково Ривер Клаб, где он и простоял целый сезон. Его демонтировали буквально на днях в связи с наступлением холодов. Работа представляет из себя две ванны, сваренные между собой, сверху душ, а по бокам четыре весла. На душе закреплена табличка с названием работы, а на веслах мое имя. И тут недавно знакомая присылает мне снимок и пишет: «Марина, увидела твою работу в Шатуре в парке». Эта полная копия моего объекта, более того, скульптура даже была размещена на берегу реки, как и моя в Конаково. Единственное отличие в том, что на веслах нет надписи, что это работа Марины Звягинцевой. Я написала знакомой, что я туда свою скульптуру не ставила. И она мне объяснила, что это городской парк им. Гагарина в Шатуре. А буквально через день сотрудница моего мужа тоже оказалась в Шатуре, увидела эту работу и решила поискать информацию в интернете. Нашлась публикация в каком-то подмосковном вестнике, где была размещена фотография моей работы и цитата директора парка Андрея Макеева, где он буквально говорит следующее: «Нам пришла в голову такая замечательная идея, нигде такого больше нет». Далее он дает точное описание моего объекта. Ирония этой ситуации в том, что меня нередко спрашивают, зачем я наклеиваю свою фамилию на свои объекты, зачем ставлю таблички. Я делала это на всякий случай и, как оказалось, не зря.
Что сказал директор парка, когда вы попытались связаться с ним?
М.З.: Я попросила знакомого юриста прояснить ситуацию. Сначала Андрей Макеев долго упирался и говорил, что ничего не знает. Начальство сказало сделать, мы и сделали. Якобы ему принесли фотографию, где объект стоит на берегу реки, и попросили повторить. Я так понимаю, речь идет о снимке моего объекта в Конаково. Тогда я уже сама написала, что мы можем предоставить фотографии, где этот же объект стоит в таком же ракурсе, и там без труда можно увидеть мою фамилию. Более того, есть публикация, свидетельствующая о явном нарушении моих авторских прав. Он ответил, да, я не сомневаюсь, я погуглил, увидел, что проект существует, и я готов установить табличку. Я говорю, таблички мало, работа сделана без согласования с художником. Сразу начались разговоры о том, что у парка нет денег, хотя моя просьба заключалась в том, чтобы помимо таблички разместить информацию в прессе, или хотя бы у них на сайте, что это моя работа. Он отказался, и тогда я ему написала, что если мои просьбы не будут выполнены, то мы имеем право подать в суд. На что мне буквально было сказано: «Ну и наплевать. Если вы подадите в суд, мы изменим название на табличке, что-то поменяем и вы никогда не докажете, что это ваша авторская идея».
Марина Звягинцева «#ПРИПЛЫЛИ», Конаково, 2018. Фотограф: Андрей Шереметьев
Как вы думаете, чем все это закончится?
М.З.: Трудно сказать. Я им направила официальное письмо, пока ни ответа, ни привета. Думаю, объект, в конечном счете, демонтируют. Он пошел советоваться со своими юристами, я со своими, и пока все зависло. Могу сказать, что в целом по ощущениям от общения с чиновниками, эта история по соблюдению авторских прав не кажется им серьезной. Они не понимают, что могут быть последствия и, что художник может что-то у них отсудить. Им глубоко плевать. Говорят, когда копируют, это свидетельствует об успехе, значит, объект нравится, но у меня такое чувство, будто у меня что-то украли.
Вам приходилось оказываться в подобных ситуациях ранее?
М.З.: С таким наглым копированием я столкнулась впервые. Но есть еще одна история, связанная с нарушением авторских прав, из-за чего мне кажется, что речь идет о некоей тенденции, с которой надо как-то бороться. В 2015 году руководитель фонда «Живая классика» Марина Смирнова пригласила меня поучаствовать в своем новом проекте «Литературный след». Звучало все очень здорово. Объявили всероссийский конкурс, где любой человек мог предложить идею литературной достопримечательности. Меня сначала позвали в жюри, а потом предложили поучаствовать еще и в качестве куратора. Люди присылали какие-то свои идеи, но довести их до ума должны были художники, которых я и подключила к проекту, в том числе Диму Алексеева и Сережу Чернова. Выглядело это так. Какая-нибудь дама из Мончегорска присылает идею поставить в парке табуретку, с которой можно читать стихи. Но эта табуретка сама по себе не является арт-объектом, это просто табуретка в парке. Ее нужно превратить в высказывание, в некий литературный символ. На этом этапе и подключались художники. Сережа Чернов придумал увеличить эту табуретку, а ножки частично заменить древнегреческими колоннами. И получается, что это уже не табуретка, а некий храм. Потрясающий объект, который был реализован и очень всем понравился. Со своей стороны, я работала над идеей, предложенной библиотекарями из Норильска. Они хотели написать стихи на фасадах вокруг своей библиотеки, назвав этот проект «Антиграффити». Понятно, что при тех температурах, которые бывают в Норильске, это все через месяц облезет. Плюс черно-белые буквы на сером фасаде смотрелись бы плохо. Я сделала другой проект: создала систему отопления, вынесенную на фасад здания, только вместо отопительных батарей — книжные полки с бегущей по ним строкой с цитатами из стихов норильских поэтов. Естественно я поменяла название, никакого «Антиграффити», мой проект называется «Вечная теплота». Всего в рамках «Литературного следа» было реализовано четыре проекта, которые я лично курировала. В этом году Марина Смирнова решила вновь организовать этот конкурс, только теперь он называется «Культурный след». Она созвала по этому поводу пресс-конференцию в ТАСС, где каким-то волшебным образом исчезли все фамилии авторов-художников. Например, автором моей работы стала Юлия Кох, библиотекарь из Норильска. Вместо Сережи Чернова в качестве автора табуретки представляют Оксану Китаеву, журналиста из Мончегорска. Художники были вычеркнуты из проекта, теперь эта история представляется так, как если бы жители сами все это придумали. При этом у нас ведь был составлен и подписан договор о защите авторских прав.
Вы связывались с организаторами конкурса по этому поводу?
М.З.: Я четко дала им понять, что подобное меня категорически не устраивает. Мое имя ассоциируется с этим конкурсом, возможно, им где-то торгуют. Ведь художники, которые пришли в 2015 году, они пришли как раз на мое имя. А их, как и меня, подставили. Я стала смотреть публикации, имеющие отношение к конкурсу, оказалось, что наши имена уже давно исчезли. Например, вокруг этой табуретки в Мончегорске проходит поэтический фестиваль «Табуретка», имя Сергея Чернова сначала упоминали через раз, потом совсем перестали. Я говорю о том, как это подается для СМИ. Подобное развитие свидетельствует о том, что все художники, которые будут в дальнейшем принимать участие в этом «Культурном следе», также будут низведены до простых исполнителей, а их имена исчезнут. Мне обидно и за себя, и за своих коллег. Такое отношение имеет место быть и, к сожалению, оно очень распространено. Наши авторские права уходят в песок.
Марина Звягинцева «Вечная теплота» г. Норильск
На ваш взгляд, как художник может защитить себя в подобной ситуации?
М.З.: Первое, это всегда заключать договор. Да, это не защищает от воровства, как видно из вышесказанного, но дает нам возможность подать в суд, сделать какие-то шаги. Раньше, когда меня звали поучаствовать в том или ином интересном проекте, то я говорила, да, конечно, давайте сделаем, а там посмотрим. Сейчас, если я не знаю этих людей, то сразу же предлагаю заключить договор. Человек отказывается, понятно, что с ним не надо работать. Второе, что обязательно надо делать после изготовления работы — сразу ставить табличку. Прибивать, так, чтобы не отодрали, делать фотографии, сохранять публикации. Вспомните известную историю с объектом Бориса Матросова в Перми «Счастье не за горами». Много лет назад он сделал эту инсталляцию для фестиваля ландшафтных объектов, но кто помнил, что это именно его объект? Некоторые, к примеру, думали, что автор Тимофей Радя. Работа превратилась в местную достопримечательность, не раз фигурировала в различных фильмах и клипах, про Бориса Матросова все забыли, никаких отчислений он естественно не получал. Не было даже таблички с указанием его имени. Тогда директор ЦТИ «Фабрика» Ася Филиппова решила восстановить справедливость. На сбор материалов, подтверждающих авторство Бориса, и последующую переписку с чиновниками ушел год. В итоге табличка все же появилась, при этом Асе и Борису не пришлось даже обращаться в суд. Собранных доказательств оказалось достаточно. Это очень хороший прецедент. Я посоветовалась с адвокатом, который занимался делом Матросова, он объяснил, что авторство во многом доказывается через эскизы, публикации в СМИ и даже переписку. Скажем, мой объект «#ПРИПЛЫЛИ» был представлен на фестивале «Усадьба-Jazz» в Архангельском, ездил на крыше передвижной студии «Коммерсантъ FM» в рамках «Ночи музеев», обо всем этом есть соответствующие публикации в прессе. Если дело дойдет до суда, на все это можно опираться. Мне кажется, здесь нужна какая-то компания по защите прав художника, хотя бы в прессе надо поднимать эту тему. Паблик-арт становится все более востребованным, о чем, кстати, во многом и говорит ситуация с моей скульптурой в Шатуре. Чем дальше, тем больше таких случаев будет, я уверена.
Интервью подготовила Евгения Зубченко
«Моя защита от копирования — кривые руки и трэш-эстетика работ»
По просьбе ArtTube художники рассказали о том, доводилось ли им сталкиваться с плагиатом, о смешных и не очень случаях, о своем видении авторского права и о том, стоит ли бороться, когда твои идеи воруют.
Миша Most:
«Не видел, чтобы меня стилистически копировали, но с воровством идей сталкивался. Один художник уже давно пытался сделать интересный проект с рисующим дроном, но не слишком удачно. А в прошлом году, когда я представил свой проект на Винзаводе, он приехал и перекупил моих инженеров. Просто сказал им: «Сделайте мне такой же». За свои деньги он получил тот же алгоритм, который мы здесь придумали с программистами. Поясню, что инженеры были приглашены уже на все готовое, они лишь занимались реализацией технических задач, и к разработке проекта отношения не имели. У нас не было жестких договоров и условий, поэтому в данном случае можно говорить лишь об этической стороне вопроса. Грубо говоря, он сделал деревянный велосипед, и катался на нем, а я собрал команду и сделал мотоцикл. Он перекупил мою команду и собрал такой же мотоцикл. Инженеры потом лишь разводили руками: «Он заплатил, мы и сделали». Конечно, я больше не зову этих людей на совместные проекты».
Валерий Чтак:
«Как раз недавно был такой случай. В Перми в каком-то пивбаре полностью скопировали мою картинку из другого ресторана в Москве. Сергей Овсейкин прислал мне фотографию из Инстаграма. Я попытался было завязать диалог, мол, что за дела, ребята. Но чувак, видимо, хозяин, повел себя очень агрессивно. Так что я решил не спорить дальше. «Джа на нашей стороне», как пел Егор Летов. Судиться я с ними не собираюсь, конечно. Это не по-анархистски».
Владимир Потапов:
«Именно таких ситуаций у меня не было, но была история, когда мой цикл интервью о современной живописи «Ни возьмись» на одном фестивале современного искусства представляли без указания моего авторства. Приходилось ругаться, и в итоге отстоял правду. А сложившаяся ситуация с работой Марины, конечно же, неприятная. И в целом, кажется, что администрация совершенно не видит проблемы в этом, что указывает на уровень адекватности и компетенции представителей власти. Для меня это не сюрприз. Бюрократический аппарат и вся чиновничья братия сегодня — это бесстыдное позорище, наделенное властью».
Сергей Чернов:
«Я действительно попал в очень странную ситуацию, приняв участие в этом так называемом «Литературном следе». Они проводят по всей России фестивали и различные мероприятия, связанные, прежде всего, с литературой. А тут возникла мысль провести конкурс среди нескольких городов, в основном северных, где жители могли бы присылать различные идеи по созданию достопримечательностей, которые потом были бы реализованы. Конкурс прошел, идеи выбрали, как раз на этом этапе меня и пригласила Марина. Одна из идей заключалась в том, чтобы поставить табуретку в парке и читать с нее стихи. Конечно, я придумал иную концепцию, поскольку табуретка в парке это просто смешно. Даже если ее сделать большой, наподобие тех, что у мебельных салонов иногда ставят, то это не будет художественным высказыванием. Просто парковая мебель. Я свел вместе эту увеличенную в десять раз табуретку и древнегреческие колонны, которые прорывались наружу, ломая ее структуру. Концепция была одобрена, после чего мы несколько месяцев отливали скульптуру в Красково. Я не один участвовал в этом конкурсе, целая группа художников дорабатывала такие вот идеи от жителей. Сначала все было хорошо, журналисты, пресса. А потом я узнал, что они делали недавно презентацию, и наших имен уже не было. Получается, что это они придумали. Но даже само слово «придумать» в данном контексте звучит несколько странно. Идея моя, исполнение мое, а автором стала Оксана Китаева, которая по формальному признаку в лучшем случае является автором идеи. У нас, кстати, и договор есть, где речь идет лишь об отчуждении имущественных прав в пользу этого «Литературного следа», там говорится, что они обязуются защищать наши авторские права. Полный бред, пока думаю, что делать. К сожалению, я не впервые сталкиваюсь с таким отношением. В прошлом году участвовал в выставке под открытым небом, там произошел спор хозяйствующих субъектов, и работы участников увезли в неизвестном направлении. Приехали на грузовике и увезли, я лишился нескольких своих скульптур. Мы написали заявление в прокуратуру, она на нашей стороне, а также некоторые депутаты, но, как говорится, а воз и ныне там. Еще даже следствие не началось».
Лусинэ Джанян:
«В 2012 году Олег Кулик пригласил нас с Алексеем Кнедляковским поучаствовать в его проекте «Апокалипсис и возрождение» в рамках киевской биеннале. Мы представили работу под названием «Белый круг»: макет протестов в России с 2007 по 2012 гг. Мы еще в Киеве дорисовывали фигурки и плакаты с «марша миллионов», поскольку дело было как раз в мае. Все плакаты документальные, то есть срисованы с настоящих плакатов, с которыми люди приходили на митинги. У нас был фон в виде Садового кольца, а протестующих мы поделили на колонны различных партий и движений, как на настоящих митингах. Монтировали инсталляцию несколько дней и всю ночь перед открытием. Перед вернисажем мы пошли пообедать, а когда вернулись, то увидели, что кто-то изъял 16 объектов из нашей инсталляции (а всего было 500 объектов): ключевых растяжек и просто одиночных плакатов. Это был громкий цензурный скандал, тогда эта ситуация широко обсуждалась. В 2013 году мы находились с Алексеем в Мордовии, когда друзья стали присылать нам фотографии инсталляции, сильно напоминающей наш «Белый круг». Оказалось, что ирландский художник Том Моллой представил на московской биеннале работу под названием «Протест», где были те же протестующие фигурки с плакатами. Все говорили, что она сделана под копирку с нашей. Алексей искал в интернете информацию об этой работе и обнаружил, что Моллой сделал ее позже, чем мы. Но на тот момент у нас не было возможности и желания разбираться с этой историей, поскольку в Мордовии мы поддерживали Надю Толокно: проводили акции, устраивали перформансы и создавали инсталляции у колонии, где ее содержали. Это был месяц серьезного противостояния с УФСИН, так что история с ирландским художником как-то забылась».
Олег Устинов:
«Был незначительный случай на раннем этапе, когда я в составе арт-группы «Жаба и Чорт» занимался тиражируемым искусством. Директор типографии распечатал нашу работу, изменив при этом оригинальный текст, и повесил у себя в офисе в качестве постера. Когда я это увидел, то потребовал убрать. Он долго недоумевал, но все же снял в итоге плакат. Вообще работы «ЖиЧ» часто использовали различные паблики в социальных сетях, правда, не меняя при этом содержание, в отличие от этой типографии».
Иван Тузов:
«Скорее я делаю плагиат, но, конечно, не прямой. Я часто использую узнаваемые образы и перерабатываю в своей манере. Например, я не редко обращаюсь к творчеству Дейнеки. Но случались истории наподобие той, о которой идет речь. Ребята из другого города попросили разрешения сделать Ленина на основе моего пиксельного, я дал свое согласие, но попросил показать перед тем, как скульптура будет размещена. В итоге получил фото постфактум, потом вся эта ситуация вообще вышла из-под контроля. Ленина без моего ведома переделали в пиксельного Деда Мороза! Наверное, в той ситуации была и доля моей вины, не смог сформулировать четко то, что хотел. Еще недавно был случай, который меня удивил. Этим летом у меня была выставка «Копия без копирования», где я рисовал несколькими ручками одновременно. Потом мне написал Влад Кульков, сказав, что он использует тот же принцип рисования, а я его скопировал, хотя в действительности я ссылался на Гришаева. Он даже грозился со мной «разобраться». Это были абстрактные работы, и я не исключаю совпадений. Возможно, я был на его выставке, и что-то на бессознательном уровне отложилось, но, само собой, я не планировал заниматься прямым плагиатом».
Григорий Ющенко:
«Моя защита от копирования — кривые руки и трэш-эстетика работ. Не могу представить, чтобы кто-то во вменяемом состоянии мог захотеть их скопировать. Мои работы воровали, запрещали, уничтожали, выставляли без ведома, но до копирования пока еще не дошло. Впрочем, один случай я все же могу вспомнить. В 2008 году мы, как арт-группировка «ПРОТЕЗ», сняли короткометражный фильм – артхаусный бомж-нуар «Самосуд идет», который приобрел узкую культовую известность и был показан на паре фестивалей. Через несколько лет после съемок один из наших актеров прислал мне ссылку на комедийный скетч каких-то кавээенщиков ютубовского разлива (кажется, проект назывался «Башка и Ржавый») под названием «Самосуд в подъезде». Сценарий и гэги были практически полностью списаны с нашего фильма. Мне, в принципе, все равно, я являюсь категорическим противником авторских прав, а данный случай можно списать на проникновение андеграундных тенденций в массовые».
Алексей Иорш:
«Таких историй хватает. В 1979 году, вот прямо в начале моего творческого пути в качестве карикатуриста, у меня украли идею карикатуры. Была выставка, посвященная надвигающейся Олимпиаде-80, где я участвовал, а потом в одной крупной газете увидел карикатуру другого, «маститого» художника, практически повторяющую мою и по теме, и по композиции. В принципе в карикатуре не редкость и случайные повторы, и явный плагиат. Так, к примеру, один художник за рубежом систематически ворует идеи карикатур художников из России, чем и живет. Закон не защищает идеи, только сам рисунок, поэтому сообщество пытается бороться с плагиаторами, передавая их имена друг другу. К сожалению, это знание не дает практически ничего, кроме испорченной репутации среди старперов-карикатуристов».
Записала Евгения Зубченко
