Самоорганизации сегодня: новая площадка másla lissé в Москве
В январе окончательно закрылась мастерская и artist-run space ИП Виноградов, ставшая местом притяжения для молодых художников, но уже в марте один из сокураторов площадки художник Слава Нестеров открыл вместе с критиком Сергеем Гуськовым новое пространство — másla lissé. Проект стартовал выставкой Ники Пешехоновой и Ольги Парамоновой «Of new monsters, Earth created more». Как рассказали в интервью ArtTube Слава Нестеров и Сергей Гуськов, новая площадка станет полем для экспериментов и будет кардинальным образом отличаться от ИП Виноградов.
С чего все началось? Как вам пришла в голову идея открыть пространство?
Слава Нестеров: После закрытия ИП Виноградов мне понадобилась мастерская, в то же время я хотел продолжать выставочную деятельность. Осенью я как раз переехал в этот район (станция метро Тульская. — Прим. ред.) и начал искать площадки где-то в пешей доступности. Что касается Сергея Гуськова, то он теоретик, много написал про самоорганизации и, как мне кажется, ему уже пора переводить теорию в практику. После того как Сережа согласился на мое предложение, я сюда и въехал, это произошло в феврале. Мы сделали небольшой ремонт, стенки почистили, пол собрали и ровно через месяц открыли первую выставку. Тем более — был ряд художников, с которыми мы обсуждали проекты еще для ИП Виноградов, а после закрытия продолжили общаться по поводу выставки на новой площадке.
Сергей, а какие ты планируешь реализовывать здесь задачи? Чем тебе в целом интересен этот проект?
Сергей Гуськов: Во-первых, я хочу принять в этом участие, потому что Слава мой друг. Друзьям нужно помогать, поддерживать и всячески стараться в дружеских историях участвовать. Во-вторых, у меня есть опыт взаимодействия с самоорганизациями. Например, в 2011-м я участвовал в акции «Исследование самарского зрителя» вместе с Алексеем Булдаковым, Анастасией Рябовой и тогда еще существовавшей самарской группой «Лаборатория». В 2017 году я реализовал два проекта в мастерской у Александра Повзнера, которая позже стала называться «Аппендикс». В рамках первого из них мы с Варей Геворгизовой устроили, условно говоря, хеппенинг — выявляли и вызывали наружу своих внутренних демонов. А второй — мы с Марией Дорониной представили псевдоисторическую инсталляцию. Плюс параллельно я писал тексты для инициатив в диапазоне от «ШШШ» до Spas Setun. Я воспринимаю самоорганизации как поле для экспериментов. Мне всегда интересно актуальное состояние искусства. Можно со стороны смотреть, а можно непосредственно процесс подстегивать и таким образом тоже что-то узнавать, нащупывать. Мне как исследователю полезно участие в подобных историях, главное — не перебарщивать.
Насколько ваше пространство концептуально близко к ИП Виноградов?
Слава Нестеров: Мы понимаем, что нас будут сравнивать, но ИП Виноградов — это была совершенно другая площадка. Мне кажется, наша будет более взрослой. Собственно говоря, работая в ИП Виноградов, мы набили себе шишки в некоторых моментах и планируем здесь уже учитывать тот опыт. Теперь об отличиях. Если в ИП Виноградов были в основном соло, то есть персоналки, здесь мы планируем представлять групповые проекты и собираем авторов, которые бы совпадали по идее или по визуалке. Ввиду того, что мы находимся в Москве, хочется посмотреть художников из регионов. Может быть, даже настроить оптику именно на региональных ребят. При этом нас совершенно не беспокоит CV художника. Даже если у человека было полторы выставки, но он делает что-то интересное, пожалуйста, мы будем рады ему. Вообще мы хотим создать базу художников. То есть у нас возникает кураторская идея, мы открываем свой каталог и видим, что вот те или иные авторы идеально вписываются в наш проект. Мы ждем, что художники будут присылать нам свои стейтменты и показывать работы.
Сергей Гуськов: В ближайшее время мы собираемся сделать open call, в рамках которого попытаемся собрать дополнительный массив разных работ и предложений. Мы сами тоже ищем, но, конечно, можем нечто интересное пропустить.
Слава Нестеров: Кстати, еще одно отличие от ИП Виноградов заключается в том, что мы не сильно привязаны к самому месту, к площадке. Мы не хотим становиться заложниками одной эстетики, одного ракурса. Площадка, по сути, должна быть вполне мобильной. Она может быть здесь или где-то в другом месте — или стать неким открытым пространством. Это тоже находится в поле экспериментов.
А на что вы планируете ориентироваться при создании базы? С ваших слов получается, что нет некой единой эстетики, которая бы объединяла выбранных вами художников.
Сергей Гуськов: Действительно, какой-то объединяющей эстетики нет. Возможно, ее кто-то постфактум опишет. Мы живые люди и наверняка склоняемся к чему-то общему, что будущие исследователи обнаружат. А так мы не видим всей картины, сложно посмотреть на себя с дистанции — кроме того, что нас интересует некая экспериментальная составляющая. Пока она, может быть, не сильно проявилась, но, во всяком случае мы стремимся к тому, чтобы площадка была изменчивой. Есть важный момент, про который я неоднократно и писал, и говорил: классического формата выставки уже не существует. Мы по привычке используем слово «выставка», хотя даже по эволюции того, что показывалось на агрегаторах, и того, как показывается сегодня искусство как на небольших независимых площадках, так и в крупных институциях, типа того же ГЭС-2, видно, что это уже другие констелляции объектов и по иным правилам. Интересно само нащупывание этой новой сущности, которую не объяснить более через доступный лексикон.
Слава Нестеров: Но при этом мы бы не хотели делать акцент только на молодых художниках. Нам также интересны авторы, которые давным-давно не на виду. Хочется достать их из пелены времени, попробовать связать с настоящим контекстом и посмотреть, как заиграют их старые работы. Поэтому какой-то особой эстетической привязанности у нас, наверное, действительно не будет.
А можно ли то, что вы делаете, отнести к «агрегаторному искусству»? Очевидно, в текущем моменте вас пока связывают именно с этой темой.
Сергей Гуськов: Не вижу проблемы, если нас с чем-то по аналогии или по ленивому, консервативному соотнесению со знакомыми образцами и связывают. Так всегда происходит. Завтра посмотрят по-другому, а послезавтра — совершенно иначе. Не стоит переоценивать сиюминутные мнения. А вообще, я думаю, сам исторический эпизод, характеризующийся буйным расцветом агрегаторов, уже завершился. Он стал переходным периодом, финалом современного искусства и превращением художественного процесса во что-то иное. Сейчас агрегаторы работают по инерции, они кристаллизовались, что понимают в том числе и их создатели. Сама конструкция современной культуры, заточенная на картинки, после мощного рывка застыла и перестала в сущностном плане развиваться. Поэтому мы, скорее, хотим угадать что-то, что придет на смену уже имеющимся формам.
Давайте поговорим про выставку Ники Пешехоновой и Ольги Парамоновой «Of new monsters, Earth created more», которой вы открылись. Как вы связались с художницами? Почему именно они?
Слава Нестеров: С Никой Пешехоновой я общался еще до Нового года, она хотела у нас в ИП Виноградов сделать выставку, но в итоге ИП закрылось, и я ее пригласил на новую площадку. Собственно, так же мы пригласили и Ольгу, они в паре очень хорошо выглядят. Что касается вопроса о том, почему именно они, здесь многое упирается во время года. В проект заложена концепция, связанная с тематикой поликлиник и больниц. Мы представили такой странный хирургический кабинет, по сути, поэтому нам необходимо было создать специальное освещение — холодный больничный свет. У нас большие окна, так что летом, когда всегда светло, выставка не могла бы состояться.
Сергей Гуськов: Сама выставка связана с темой трансформации и проходит в период больших изменений.
Мне очень понравилось название проекта. Оно такое поэтичное и при этом очень точно отражает происходящее.
Сергей Гуськов: Это сделанный в 1727 году Джоном Драйденом, английский перевод Овидия из первой книги «Метаморфоз», где описывается мир после потопа. В русском переложении говорится, что земля начала порождать новых «див», а в английском — «monsters». По этимологии это те, кого показывают и на кого обращают внимание, и плюс то, что притягивает взгляд своей необычностью. Тут еще важно, что отдаленным родственником слова «монстр» оказывается итальянское «mostra», то есть выставка. И у Овидия, и у нас речь идет о создании новых видов, ранее неизвестных существ и вообще каких-то форм существования. Нам показалось, что английская фраза, с инверсией и нарочитой старомодностью, вполне подходит задачам проекта.
Кстати, про названия. Многие на открытии интересовались названием вашей галереи — másla lissé. А ты, Слава, сказал, что будешь каждый раз по-новому его интерпретировать, когда кто-то спросит.
Слава Нестеров: Да. Всем очень сложно понять и прочесть наше название. Собственно, по-русски оно так и будет звучать: «масла лисе». Такая странная, волшебная фраза, будто вырванная из контекста и не прикрепленная в другой контекст. Она будто находится вне всего, фраза, которая где-то замерла или летает, лавирует между смыслами. Что-то похожее на слова, которые ты услышал в сновидении, проснулся и не можешь понять, что вообще они означают. Придумал название Сережа. Мы долго выбирали, в итоге выбрали такое словосочетание, написанное вроде как на французский манер, но ничего французского там нет.
Сергей Гуськов: Это такая фраза, которая помогает воображению витать, порхать. Как раз то, чего мы хотим от наших выставок.
Хорошо. Я задам вам вопрос, который всегда задаю в интервью про самоорганизации. Какую роль, на ваш взгляд, они сегодня играют? И еще вопрос: изменилась ли эта роль за последнее время?
Слава Нестеров: В настоящее время самоорганизации начинают играть бóльшую роль. В конце 2021 года мы увидели расцвет искусства и рынка искусства, и тогда самоорганизации открывались, потому что условно все было хорошо. При этом они все равно бежали от цензуры галерей и музеев, но в связи с капиталистической подоплекой. Поскольку что-то мега-супер-экспериментальное ты в галерее не покажешь, это не продастся, и никто ничего не поймет. Продаются картинки. А сейчас, после того как все сильно поменялось в связи с известными событиями, самоорганизации, которые открываются или которые «выжили», бегут уже вовсе не от капиталистической логики цензурирования работ. Мне кажется, тут нет необходимости что-то специально пояснять. В целом же сегодня они стараются экспериментировать с теми возможностями, которые имеются в художественной среде на текущий момент.
Сергей Гуськов: Я бы отметил еще один важный момент. Есть такая известная цитата о том, что в России за короткий срок меняется все, а в долгой перспективе не меняется ничего. В нашей стране самоорганизации возникали волнами: в восьмидесятые, девяностые, нулевые и десятые, даже чаще, чем раз в десятилетие. И каждый раз основные паттерны в функционировании подобных инициатив повторяются. А потому распространено мнение, что раз так, то самоорганизации это якобы путь в никуда. Мне кажется, это неоправданно нигилистическая критика, когда с водой выплескивают ребенка. Я же воспринимаю подобные процессы как естественный ход вещей, как смену дня и ночи или грибы, вырастающие после очередного дождя. Появляется новая генерация, даже параллельные линии из групп художников и кураторов, которые заново создают эти истории. Я к подобному отношусь без лишней восторженности, скорее прагматически: это просто хороший инструмент, создающий то самое поле экспериментов, которое нам вместе со Славой интересно.
Интервью и фото: Евгения Зубченко
