Cамая полная Афиша событий современного искусства Москвы
56 актуальных событий

Не сайт-специфик и не стрит-арт

Самоорганизации сегодня: галерея «Это не здесь» и «Фортошные выставки»

Уже более десяти лет в историческом центре Москвы, в Бобровом переулке существует некоммерческая выставочная площадка на базе мастерских «Это не здесь», где проводятся знаменитые «Фортошные выставки» — выставки в окнах, выходящих на Милютинский переулок. Основали проект в далеком 2011 году художники Андрей Митенев, Сергей Прокофьев и Леха Гарикович. Идея заключалась в том, чтобы буквально столкнуть искусство с улицей, со зрителем, который, идя по своим делам, вряд ли ожидает вдруг увидеть выставку. Мы поговорили с Андреем Митеневым и его женой, художницей Мариной Рагозиной, о реакции прохожих, которая не всегда бывает однозначно восторженной, а также о наиболее знаковых проектах.

Расскажите, пожалуйста, об истории появления этого места. Как возникла идея проводить здесь выставки и концерты? С чего все началось?

Андрей Митенев: Это помещение Союза художников. Здесь часть — мастерская, а часть — заброшенная квартира. Сначала я работал тут один, позже появился Сережа Прокофьев, который занял одну из комнат как раз в заброшенной части. Я сначала был немножко сам удивлен, ведь Сережу я совсем не знал, но потом мы начали общаться, вместе ходили на лекции Юрия Шабельникова, делали совместные вещи. Параллельно я познакомился с Юрием Самодуровым и стал принимать участие в его проектах. У них была выставка с Мариной Звягинцевой, которую они вместе курировали, где я и познакомился с Лехой Гариковичем. Через какое-то время Леха Гарикович занял еще одну комнату. Но на самом деле все началось с музыкантов. Под нами есть колоссальный подвал. Его площадь — это весь дом и двор. Там высоченные шестиметровые потолки, остатки паркетного пола. В местах, где облупилась советская масляная краска, видно, что были альфрейные росписи. Из мастерской туда ведет узкая лестница. По первоначальному проекту дома в подвале должны были располагаться винные погреба с дегустационными залами, но произошла революция. Когда я въехал, мне местные охранники сказали, что это все кагэбэшная территория, и запретили мне туда ходить. Я особо и не ходил, но потом так получилось, что у нас ночевали электронные музыканты из Голландии, которые занимаются шумовой музыкой. Ребята очень заинтересовались этим подвалом. Они купили фонари, и мы впервые спустились в подвал на экскурсию. Я был просто потрясен! Колоссальное пространство в центре Москвы, заваленное трухлявыми ящиками. Их были горы. Голландцы скоро уехали, зато появился такой человек, Босоногий Сева, он все время ходил босиком. Так вот он уговорил меня устроить в подвале рейв — «Системный Хаос». Мы с Лехой и Серегой сделали там композиции из гнилых ящиков, построили из них ротонду, покрасили ее в оранжевый цвет. Сева еще принес лампы, и эти гнилые ящики засияли волшебным светом. Туда пришло очень много какой-то сумасшедшей молодежи. Так пространство и зажило.

Марина Рагозина: Да, пришло неожиданно много людей, просто очень много, может быть, больше 100 человек! И все это через наш маленький вход, а, поскольку подвал расположен прямо под двором дома, там отличная слышимость. И звук шел прямо на пункт местной охраны, которая в какой-то момент пришла к нам с квадратными глазами.

Андрей Митенев: Мы поняли, что рейвы — это довольно нервное дело и решили их больше не проводить. Но из этого опыта освоения пространства потом очень быстро выросла большая выставка «Песня о Родине», впоследствии переехавшая в «Ударник» под названием «Одиннадцать три».

В какой момент и почему было решено показывать выставки в окнах?

Марина Рагозина: Первое время мы еще проводили камерные выставки в подвале. А когда попробовали перебраться наверх, на выставку «Shu-Shu-Shu» опять пришло очень много людей. Снова все угрожало перерасти в какой-то хаос, и, собственно, после нее мы решили сделать такой переход в окна. Поэтому самая первая «фортошная» выставка и называлась «Переход». Стало понятно, что делать выставки внутри пространства мы пока не готовы, потому что оно небольшое и здесь сложно взаимодействовать с большим потоком людей. Кроме того, выставка в пространстве подразумевает, что люди в любой момент могут прийти и посмотреть ее. Это совсем неудобно тем, кто работает в мастерской. В окнах же выставка доступна всегда, а зрители не будут мешать работе в мастерской.

Андрей Митенев: Делать выставки в окнах придумал Леха Гарикович, сам термин «фортошные выставки» тоже он придумал. «Переход» мы задумали как обращение к «пролетариату», к тем, кто каждый день проходит мимо наших окон, идя на работу и с нее же возвращаясь. Леха выставил две работы про менеджеров, где было написано «Почему он?» и «Почему я?», а я сделал рисунок, а потом и деревянный рельеф с надписью «Не в деньгах счастье», где был изображен пьяница с бутылкой. Потом Леха тут просиживал целые дни, выглядывая в щелочку и наблюдая, как реагируют люди. Здесь важна именно вот эта история вторжения на улицу. Вместо того чтобы запускать зрителя в свое интимное пространство, мы, наоборот, выходим в пространство города, где ходят самые разные люди. В галереи мало того, что ходит определенный круг людей, еще и, входя туда, зритель как бы надевает маску из серии «я пришел на выставку». А здесь человек идет по каким-то своим делам или бездельничает и просто гуляет, поэтому его реакция интереснее. Она часто бывает даже довольно острой.

Можете ли вы рассказать о каких-то знаковых\этапных проектах? Или, возможно, о тех, что наиболее запомнились и полюбились вам.

Андрей Митенев: Конечно же, это «Кочевой музей». Это не «фортошная» выставка, но она здесь была собрана и организована. Мы с Юрием Самодуровым решили сделать выставку-шествие накануне музейной ночи. Мы пригласили около 30 художников, все они сделали работы, которые поставили на тележки и повезли отсюда по бульварам до музея на Петровке, а затем обратно. К нам, по разным оценкам, присоединилось от 2 до 5 тыс. человек. Я каждый раз поражаюсь, когда смотрю фотографии с этой акции: весь бульвар забит толпой народа. Целую неделю в мастерской был штаб. Куча тележек, все собирали работы, я не спал несколько дней. Вернувшись с шествия, я упал на кровать и просто отключился.

Сейчас трудно представить себе такое количество человек, идущих шествием по бульварам…

Марина Рагозина: Акция была анонсирована, она проходила еще и под эгидой Государственного центра современного искусства (ГЦСИ). Это был май 2012 года. Тогда все гуляли по бульварам, но нас, несмотря на то что наше шествие было задумано давно, опередили писатели, которые успели провести похожую акцию раньше нас. Директор ГЦСИ Михаил Миндлин и тогдашний руководитель Департамента культуры Москвы Сергей Капков катили тележку с пианино и живым пианистом Игорем Колесовым! Я помню, что среди участников были Сергей Катран, Ольга и Олег Татаринцевы, Марина Звягинцева, Вика Малкова, Полина Москвина, Виктория Ломаско, Сергей Чернов, Мария Арендт, Гарик Виноградов и многие другие. Больше эта история не повторялась и, думаю, не повторится. Суперклассная акция, каких городу потом очень не хватало.

А если говорить о «Фортошных выставках», то какие вы бы отметили?

Марина Рагозина: Я считаю знаковой выставку Андрея Кузькина 2016 года, когда он выставил в кухонном окне стену из своих молельщиков. По степени воздействия на зрителя это была самая сильная выставка, но с нее было украдено несколько человечков. Кто-то умудрился открыть форточку, залез рукой туда и утащил их. А самая лаконичная выставка, на мой взгляд, получилась у Юрия Шабельникова и Ани Желудь. Она была минималистичной, красивой и вместе с тем довольно жесткой. Это все были как бы «комнатные растения», которые выставляются в горшках как раз на подоконниках. Чисто постмодернистская история.

Андрей Митенев: Растения Шабельникова в виде надутых зеленых шариков-кактусов я выставил в окне на кухне на фоне оранжевых штор, выглядело все довольно пестро, а для Ани, суровые бетонно-металлические работы которой выставлялись в окне мастерской, мы наоборот сделали нарочито стерильное пространство. Я вытащил все лампы, которые только смог найти, поэтому у нее был беспощадный хирургический свет там. Но, на мой взгляд, самая лаконичная и знаковая выставка произошла все же позже, в сентябре 2022 года, — «Воздух Москвы» Дениса Мустафина. Изначально планировался перформанс в окне: Денис должен был сидеть в окне и дышать московским воздухом на прощание, поскольку он собирался уезжать во Францию. Вечером накануне он сказал, что уже дышит воздухом Казахстана, так сложились обстоятельства. В итоге на вернисаже я просто показал пустое окно. Очень символично, как мне кажется. Все же уехали. По крайней мере, из моих друзей уехали все до одного. Но первое место в моем рейтинге — выставка Сергея Катрана и Марии Сокол «Метель» в 2015 году. Катран хотел наполовину засыпать окно шариковым пенопластом и поставить туда вентиляторы, чтобы они раздували «снег». Параллельно мне звонит Маша Сокол и говорит, что хочет потанцевать у нас в окне в балетной пачке. Мы решили объединить эти истории. Мария танцевала в окне, а Сережа на открытие привез еще четыре огромных мешка этого шарикового пенопласта и высыпал его с третьего этажа. Был жаркий душный августовский вечер — и вдруг началась «метель». Очень красиво. Мы потом еще несколько лет выметали шарики пенопласта из мастерской.

Меня поражает история с перформансами в окнах, ведь там расстояние между стеклами совсем не большое. Оконный формат, конечно, накладывает на художников определенные ограничения. Не так ли?

Марина Рагозина: Да, там расстояние 40 сантиметров, и действительно нельзя сделать что-то такое сложное, например супер-мега инсталляцию с погружением. Ты ограничен пространством окна, там очень сложно, практически невозможно двигаться, но зато потом ты не ограничен временем выставки. Она у тебя работает круглосуточно. В этом большой плюс. И зритель у тебя абсолютно любой. Но, когда человек приходит в галерею, он готов быть шокированным. Кроме того, у галереи на всякий случай есть охрана, которая слишком шокированного, если что, выведет из помещения. А здесь реакция может быть абсолютно непосредственной…

Кстати, а какова реакция прохожих? Знаете ли вы о том, что думают местные жители о «Фортошных выставках»?

Андрей Митенев: В основном реакция очень хорошая. Благодарят, не раз слышал, что наши выставки — как «глоток свежего воздуха».

Марина Рагозина: Одно время, в период с 2012 по 2015 год, у нас лежали книги отзывов и предложений прямо на подоконнике на улице. Одну или даже две книжки украли, мы тогда новую прикрутили болтами к подоконнику, но и ее унесли. Там писали самые разные отзывы, задавали вопросы про искусство…

Андрей Митенев: Их воровали, но одну мы успели забрать и она, по-моему, сохранилась у Сережи Прокофьева. Мне запомнился такой отзыв: «Иду из фонда “Екатерина”. Просто помыл глаза. Спасибо». Помню, кстати, у меня была беседа с Алеком Петуком, который тогда жил в Кузьминках, там же, где и мы с Мариной. Мы как-то встретились в метро, и он поинтересовался, как у меня дела. Я ему говорю: «Хорошо, у меня сегодня открывается выставка». А Петук мне вдруг и говорит: «Да фигня все эти ваши выставки, вот за одним исключением. Есть такие окна в Милютинском переулке…». Я рассмеялся. Это было так здорово. Кроме того, у нас есть постоянные зрители, которые приходят специально.

Я знаю, что не все так гладко. Пару раз вам все-таки разбивали окна.

Андрей Митенев: Да, два или три раза разбивали, один раз замазывали. Выставку Алисы Йоффе мы открыли 30 декабря 2014 года, а в ночь на 31 декабря я не спал, что-то делал в мастерской и вдруг примерно в 6 утра услышал какой-то звук с кухни, словно какое-то гигантское животное, почти Кинг-Конг, запрыгнуло на подоконник со стороны улицы. Я вбежал и увидел, что кто-то ломает окно. Я очень испугался! Подумал, что сейчас «оно» ворвется сюда с улицы. От страха я вскакиваю на подоконник со своей стороны, крича при этом каким-то совершенно нечеловеческим голосом, не своим. И тогда вот это животное просто бьет ногой в стекло, разбивает его и убегает в ночь. Еще помню, как беседовал с местным участковым, и он мне признался, что хотел закрасить окно с работами Ивана Дубяги. На одной из его картинок, «Мне нравится ваш прах», были нарисованы голенькие мальчик и девочка, но они выглядели так, словно их нарисовал ребенок, о какой порнографии может идти речь… Участковый же назвал работу возмутительной и сказал, что хотел закрасить все черной краской. Довольно странное для участкового поведение… Я его спросил, был ли он в Пушкинском музее, оказалось — нет, человек никогда не был в Пушкинском музее, а берется судить об искусстве… Чем менее образован и насмотрен в плане искусства человек, тем строже он судит. Еще был случай. Я занимался сваркой, дверь снаружи была открыта, чтоб продувало. И в открытую дверь вломилась еще одна здоровенная обезьяна с криком: «Ты мне сейчас за все ответишь!». Там как раз после Алисы мы с Мариной сделали совместную выставку. Марина напечатала на ржавых листах металла очень красивые психоделические цветы, а из разбитого окна я «вырастил» огромный металлический цветок. Я его варил почти месяц из листов ржавого металла, и он был большой, с листьями. Я его старался сделать максимально агрессивным, из него торчали штыри…

Марина Рагозина: Мне кажется, это как раз была самая визуально необычная выставка из тех, что мы делали в окнах. И мы назвали ее «Железный занавес»: такой двусмысленный ответ улице, одновременно с ироничной отсылкой к китайской культурной революции и к концепции «железного занавеса»: вы нам бьете окна, а мы выращиваем железные цветы. Нам разбили окно, мы его сначала заделали фанерой, а потом решили, что фанера выглядит не комильфо, и сделали такую историю.

Андрей Митенев: Нет, на фанеру мы снова наклеили работу Алисы, но и ее порвали. Возвращаясь к той истории, я сначала пытался общаться с этим человеком, потом улучил момент, когда он пошел в туалет, и позвонил соседям сверху. Спустилось человек пять, они его и выгнали. Вот такие истории у нас бывали. Конечно, не приди соседи, для меня это все стало бы ужасным переживанием.

Страсти не шуточные. Хорошо, что подобное происходит редко. А на ваш взгляд, какую роль сегодня играют самоорганизации? Что они дают художникам/зрителям?

Марина Рагозина: Само существование самоорганизаций — это маркер здоровья культуры. Я бы даже так сказала: наличие самоорганизаций показывает, что общество активно, осознанно, хочет развиваться, взаимодействовать, общаться, у него есть на это время и оно довольно свободно при этом. Если общество в хорошей форме, то и самоорганизаций много, в идеале они еще и взаимодействуют между собой. У нас, например, они не особо взаимодействуют, все замкнуты сами на себе. Когда общество уставшее, больное, в депрессии, когда вопросы выживания выходят на первый план, то и самоорганизациям становится сложнее. Поэтому у меня нет однозначного ответа на вопрос, который ты часто задаешь в своих интервью, про будущее самоорганизаций. Самоорганизации требуют ресурсов, и вопрос в том, где их брать. Когда мы начинали эту историю в 2011 году, тогда энергии было ощутимо больше у людей. Сейчас ее заметно меньше.

Да, это имеет место быть. Расскажите, пожалуйста, о ближайших событиях в галерее.

Марина Рагозина: 2 февраля у нас ожидается выставка прекрасной художницы Оли Божко. Тут вот что важно. У нас ограниченный экспозиционный формат, оконный, о чем мы уже ранее говорили, поэтому все истории, которые превращают окна во что-то другое, а не просто в витрины, для нас очень важны, и поэтому, например, мы можем назвать знаковыми «Метель» или «Железный занавес» с цветком, который выполз на улицу. Возможно, Оля тоже делает сейчас какую-то такую историю, и, что очень ценно, она делает ее специально для наших окон.

Андрей Митенев: Также мы планируем в ближайшее время устроить показ нового проекта двух итальянских художников — Массимо Саннелли и Сильвии Маркантони Таддеи, которые записывают и исполняют музыку на стыке авангарда и такого электронного джаза, а также занимаются сюрреалистическим политическим перформансом и бесконечно снимают видео. Сами они называют свой стиль shapeshifting avantgarde — «мутирующий авангард», как-то так. Их совместный проект называется «AnimaeNoctis». Какое-то время назад они записали альбом на стихи почти неизвестной здесь, но при этом известной во всем мире поэтессы Эмили Дикинсон. Надеемся, все это можно будет посмотреть и послушать у нас.

P.S. «Это не здесь» просит прощения у всех художников, которых мы не упомянули в этом коротком интервью — мы вас очень любим!

Интервью: Евгения Зубченко
Фотографии: Марина Рагозина, Евгения Зубченко (заглавное фото)