В первых числах апреля в мастерских Фонда Владимира Смирнова и Константина Сорокина художники Владимир Омутов и Валентин Трусов представили проект «red tide//faceless». Скульптурные объекты и живописные текстуры отсылают к лавкрафтовским монстрам, героям и богам World of Warcraft и других онлайн-игр и сериалов. Несмотря на то, что художники работают в совершенно разных медиумах, их объединяет схожий визуальный язык и обоюдный интерес к цифровым мирам. В интервью ArtTube они рассказали о своей работе над проектом.
Что вас привело к совместному проекту? Вы были знакомы раньше?
Валентин Трусов: Изначально я хотел сделать в Фонде выставку. В Санкт-Петербург, где я живу, приезжал Владимир Логутов, там проходил проект Speed-datings, такой формат быстрых знакомств с кураторами резиденций. Помню, я сказал ему, что мне было бы интересно поработать в мастерских Фонда. Он сказал: «Соберешься, присылай». Я собирался полтора года, потом нашлись силы и в августе я стал готовить проект, собирать эскизы, написал, наконец, Логутову, прислал свой проект. Он предложил мне познакомиться с Владимиром Омутовым, у него как раз проходила выставка в Питере. Собственно я пришел на выставку, там мы познакомились, потом стали переписываться и обсуждать предстоящую выставку. У нас получилось, что у каждого свой проект, и мы их соединили.
Вы сразу нашли точки пересечения?
Владимир Омутов: Мне кажется, у нас есть нечто общее в плане визуального языка, но это все относительно. В любом случае мы работаем в настоящее время плюс минус в одной информационной и визуальной сфере. Это не так сложно. Когда ты видишь какие-то работы, то это сразу считывается. Есть ли совпадения или нет.
В.Т.: Я согласен плюс тут есть еще зона такого интереса к пост-интернету, цифровым мирам. Когда мы готовили выставку, создавали работы, то обсуждали, что у нас обоих есть онлайн опыт. Мы оба играли в игры, этот опыт сказывается на работах, понятно и знакомо считывается. Визуально язык понятен и близок.
В.О.: Я бы не сказал, что это пост-интернет, он уже прошел. Я думал об этом последние пару лет. Был такой период, да и сейчас он продолжается, когда в тренды вышел game art с механиками, методами повествования игровыми. То, что было представлено на выставке, похоже на пост-интернет, но, мне кажется, это ближе к post-game, то есть нечто уже состоявшееся, просто подтверждающее значимость game art. Это только образы из компьютерных игр и небольшие отсылки. Они перемешаны, переварены, но не открыты.
Имеется в виду, что это не какие-то конкретные персонажи?
В.Т.: Да, ведь не все люди играют в игры, зрителю, в общем-то, по барабану, какой это персонаж.
В.О.: Визуал понятен, но конкретной привязки, в которую зритель мог бы уткнуться, у меня тоже нет, потому что я смотрю на все с максимально возможной дистанции, с точки зрения того, что было сделано в истории искусств у других художников.
Мастерские Фонда это во многом площадка для экспериментов. Что вы здесь делаете нового для себя?
В.Т.: Новое это все, но в первую очередь, конечно, формат. Я делаю здесь большую живопись, почти по три метра. У нас двойное название проекта, моя часть называется «Faceless». В переводе это безликие. Я создаю мифологию – длинный бесконечный пантеон каких-то персонажей богов, которые не привязаны ни к какой конкретной истории, и эти безликие персонажи являются некими существами из подводных глубин. У них нет лиц, они мутированы, похожи на каких-то глубоководных созданий. Не так давно пытаюсь эту тему переводить в медиум конкретно живописи, может быть, год. Так что тут все для меня новое. Я такого раньше не делал.
Я знаю, что ты создавал керамические объекты – маски и бюсты таких же «безликих» персонажей. Эти объекты тоже из серии «Faceless»?
В.Т.: Не совсем. Я называю их «Сумеречные скульптуры», поскольку создаю якобы объекты, которые генерируют темную энергию. Да, все персонажи взаимосвязаны, просто я их по-разному называю. Если говорить про эту серию керамики, то она небольшая.
Владимир, ты тоже создаешь мифологию?
В.О.: Я бы про себя не сказал, что у меня есть какая-то мифология. Для меня это больная тема, я не особо разделяю придумывание всяких мифологий, потому что их было тысячи, а сейчас еще больше. Отчасти благодаря гейм индустрии и соответствующему комьюнити образовалась масса этих мифов со своими героями. Миф, на мой взгляд, не может существовать без зрителя, какого-то количества людей, которые это видят и знают. Если говорить про новое, то раньше я в таком объеме с этим материалом не работал, собственно, поэтому мне было интересно согласиться на сотрудничество. Помимо небольших объектов, которые я обычно создаю, я представил здесь и две большие работы. Обычно сам я этого не делаю, только, когда представляется возможность, как сейчас благодаря Фонду. Своими силами создавать подобные масштабные вещи проблематично. Как правило, я использую старые эскизы, которые дорабатываю, у меня работы постоянно трансформируются. Было достаточно сложно, потому что в эскизном плане ты работаешь и можешь поставить 2:20 по высоте, а когда начинаешь делать руками, то сталкиваешься с грубой материальностью, которая тебя не особо жалеет. Задумал, ну, давай делай, хотя зачастую это оказывается не так просто из-за того, что, например, с этим материалом я делал только небольшие объекты до этого. «Red Tide» – моя часть названия выставки, это общепринятое наименование частного случая цветения воды. Я всегда делаю упор на созвучие и написание в названиях к выставкам. Помимо прочего это еще один инструмент расширить поле интерпретации для зрителей, в частности.
А что за материал ты используешь для своих скульптур?
В.О.: Это пенополистирол, его часто используют, поскольку он легкий и им можно объем быстро набрать. За день до открытия мы выносили множество мешков с мусором, и это все было от меня, потому что отходов осталось очень много. Мы в два захода выносили, втроем.
Ты только скульптурой сейчас занимаешься?
В.О.: В основном да. Работаю с большими формами и малой пластикой. Когда я еще начинал с пост-интернета, у меня была любовь к фактуре, материалам, постоянным поискам и каким-то экспериментам. Я смотрел на технологии и производства, иногда специально находил сочетания химических элементов, смешивал их вопреки инструкциям, чтобы добиться какого-то эффекта или нужной мне текстуры.
Если Владимир обращает внимание на фактуру, то, видимо, для тебя, Валентин, важен цвет в первую очередь?
В.Т.: Цвет и размер того, что я делаю. Я не обладаю какими-то знаниями колористики, я просто по интуиции действую. Здесь у меня есть слишком графичные работы по цвету и форме, а есть чистая живопись, где введены несколько цветов. У меня банально гамма из двух-трех цветов, и они за счет этого получаются графичными. Понятно, что эскиз из А4 я не могу вывести в трехметровый формат точь-в-точь. Просто живопись она всегда сопротивляется мне. Если ты рисуешь эскиз, делаешь графику, то там любая сломанная линия, любой надрыв играют только в плюс, а здесь все можно испортить одним лишним действием. Сейчас я еще параллельно глубже изучаю керамику, пытаюсь лучше понять технологию, как обжигать и в принципе я буду делать ее, возможно, в большем формате. В любом случае опыт резиденции позволил мне немножко еще подумать над тем, как можно в скульптуру, условно, керамику, добавлять живопись. Хочется попробовать их скомбинировать, чтобы не было просто холст-масло. Но с большим форматом я пока не понимаю, как это можно добавить туда, но можно начать с маленького, подумать. Может быть, что-то из холста перенести на скульптуры и потом добавить обратно на холст какие-то вещи оттуда.
Изучая информацию о том, что ты делаешь, я наткнулась на такое описание твоих художественных практик: «В основе его произведений – интуитивный поиск тактильного воплощения цвета и чувства, исследование взаимоотношений в цепочке «художник-холст-цвет-зритель». Можешь это прокомментировать?
В.Т.: Мне кажется, я мог такое сказать лет десять назад. Я начинал заниматься искусством, когда узнал про абстрактный экспрессионизм, про Джексона Поллока и про искусство 40-х. Вот тогда я такого придерживался, но это было давно и неправда. Лет, наверное, шесть назад, когда как раз в Эрмитаже проходила «Манифеста 10», в сообществе художников, кураторов и искусствоведов возникла идея создать курс для всех людей, которые не разбираются в искусстве, вне зависимости от того, хотят они быть художниками или нет. Так появилась школа «Пайдейя», обучение в ней было для меня очень полезным. Как раз там я много нового для себя почерпнул. Когда я только поступил учиться, верхом моих знаний были Роберт Раушенберг, Курт Швиттерс и абстрактный экспрессионизм.
Ты междисциплинарный художник, работаешь с разными медиумами, в том числе делаешь иногда перформансы. А есть что-то, что тебе ближе? С чем больше всего хочется работать.
В.Т.: В плане медиумов я выделяю для себя живопись, графику и керамику. Перформанс это, когда у меня угар, то есть, когда появляется мысль, что надо пойти сделать. Вот был у меня перформанс – понял, что хочу нанять себе телохранителя и пойти с ним на вернисаж. Я нашел телохранителя и ходил с ним на выставки, он меня охранял. Это было год назад, до карантина, я поехал в галерею Марины Гисич. Меня заметили, подбегали ко мне ассистенты, спрашивали, что происходит. У них есть коллекционеры, которые ходят с такой охраной, а тут просто один охранник. Благодаря этому перформансу я познакомился с галереей «Миф».
А во сколько тебе обошлись его услуги?
В.Т.: 2500 рублей в час. Перформансы для меня это как эксперимент. Такая точка, что я сделал и все.
Владимир, ты выставлялся в Фонде в ноябре 2019 года в рамках региональной программы «Фокус». Как твое творчество изменилось с тех пор? Может быть, ты нашел для себя какие-то новые темы?
В.О.: Я бы не сказал, что что-то прям новое появилось. Я как занимался объектно-ориентированной повесткой, так и занимаюсь, может, чуть в другую сторону, но все в том же роде. Плюс какие-то продолжаются поиски по форме, потому что фактура и форма, это то, что меня всегда интересовало. Но это если вкратце, а так много чего было на самом деле. В прошлом году у меня было четыре персоналки, например.
Это во время пандемии?
В.О.: Да, в Москве, в Санкт-Петербурге, в Чехии и еще была онлайн выставка в галерее из Калифорнии. В Чехии, кстати, тоже все пришлось переводить в онлайн, потому что здесь был жесткий карантин и мне пришлось снимать материал, посылать им. Вообще мне хочется добавить кое-что важное. Я часто слышу от своих знакомых, что сложно думать о выставках сейчас, о каком-то художественном процессе в целом из-за общей ситуации, из-за политической, в частности, к тому же еще не до конца прошла история с пандемией. А если делать, то делать обязательно что-то политическое. Я не особо с этим согласен. Когда художник делает произведение, хочет он того или нет, оно все равно несет на себе отпечаток времени. У кого-то лучше это получается, у кого-то хуже, и необязательно говорить об этом напрямую, и сам художник может этого даже не увидеть в своих работах. Иногда нужен зритель, временной отрезок или дистанция. Поэтому мне хочется поблагодарить Фонд за то, что они в такое тяжелое для всех время помогают художникам реализовывать свои идеи, дают возможность работать дальше, экспериментировать. Художник это продукт времени, все мы находимся в одном медийном и визуальном поле. Но я не о том, что мы делаем какую-то повседневную вещь в рамках этого проекта, я в целом о ситуации.
Про компьютерные игры часто говорят, что это побег из реальности. Вы за основу, как уже говорилось выше, берете post-game art. Может быть, ваш проект это тоже своего рода побег в выдуманные миры?
В.О.: Наша выставка точно не является побегом из реальности, она такая же реальность в зависимости от того, какими глазами на нее смотреть.
В.Т.: Ты просто в ней находишься, ты от нее никуда не денешься. Я в свое время много играл в игры и уходил как бы от этого всего, мне ничего не надо, сидел много часов в день и играл. Смысл убегать, если можно просто находиться здесь, адаптироваться ко всему что происходит. Я согласен с Володей: Фонд помогает художникам адаптироваться к этим текущим реалиям, потому что, как бы банально не звучало, мир уже не будет прежним. Многие процессы уйдут в прошлое, происходит отмирание старого и на этом месте должно что-то новое рождаться. Кто знал, что произойдет такое. Это эхо будет звучать еще несколько лет, просто так это не отпустит. Будет что-то меняться, что именно – мы не знаем.
Интервью и фото: Евгения Зубченко
