Выставка Артема Голощапова в Фонде Владимира Смирнова и Константина Сорокина
Апрель в мастерской Фонда завершился показом проекта выпускника Школы Родченко Артема Голощапова о нарастающей тревоге современного человека, который живет в эпоху максимального уровня комфорта и абсолютно непредсказуемого развития технологий, в частности интернет-платформ, когда любые данные могут быть утеряны или похищены. В любой момент привычный баланс сил будет нарушен, отсюда и название — «Нелепое равновесие». Мы попросили художника рассказать о том, как создавались видео, об участниках большой команды, которая вместе с ним работала над воплощением этого проекта в жизнь, а также о судьбе видео-арта в России.
На открытии выставки ты говорил, что на создание проекта тебя вдохновила некая реальная ситуация, в которой ты оказался, и которая тебя сильно встревожила. Что это за история?
Артем Голощапов: Да, со мной произошел случай, вдохновивший меня на написание сценария. Однажды мне перевели на счет крупную сумму денег, и пару дней я в итоге прожил в состоянии паранойи. Мне не доводилось раньше сталкиваться с подобным. Обычно крадут деньги, а тут перевели несколько тысяч. Непонятно, что делать, куда бежать. Позже оказалось, что это знакомая знакомых, которая меня спутала с другим Артемом или что-то такое в этом роде. История произвела на меня впечатление, и я засел за сценарий. Я всегда так работаю. Мне важен некий нарратив, с него я начинаю, а потом разрушаю, и повествование перестает быть линейным. И вот эта история происходит с главным героем фильма, который демонстрируется в первом зале. Дальше я придумываю персонажей, выстраиваю связи между ними. Какие-то персонажи будто бы повисают в воздухе, но я специально их не ввожу в сюжет. Как, например, молодой человек на баланс борде или сектант иудейского вида. Они должны находиться в абстрактном пространстве, в параллельной реальности. Но то, как у них обстоят дела, всегда взаимосвязано с основным сюжетом, и наблюдается взаимовлияние. Собственно это сценарная работа, хоть я и не сценарист, тем не менее, для меня это очень важно. По сути, художник это ведь тот человек, который в той или иной форме рассказывает интересные истории.
Расскажи поподробней о том, как ты работаешь над видео. Где обычно черпаешь вдохновение?
А.Г.: Для меня важно ухватить какие-то индикаторы времени, те вещи, которые означают, что мы живем здесь и сейчас. Естественно я хожу и смотрю активно по сторонам, стараюсь куда-то выезжать. Я работаю в видео-продакшане, поэтому я так или иначе знаю, что происходит в этой сфере, но слежу и за тем, что нового появляется, например, в рекламе, как ее снимают, преподносят и так далее. Это как в живописи. Мои друзья-живописцы недавно мне рассказали, что сейчас в живописи появилось очень много яркого розового, а связано это с тем, что раньше просто не умели такую краску получать. Вот все ее активно стараются использовать. Это как раз признак времени. Точно так же происходит и при создании видео-арта. Плюс я очень люблю низовые жанры. Например, очень круто посмотреть плохое русское кино в кинотеатре.
В разговоре с художником, куратором и преподователем Школы Родченко Романом Минаевым на открытии выставки ты упомянул, что для тебя важна тема времени, но он сказал, что это понятие весьма абстрактное. Мне кажется, ты имел в виду некие тревожные мотивы, связанные с ощущением неопределенности, состояние какой-то зыбкости, свойственное живущим в нынешнее время, в цифровую эпоху. Я правильно тебя поняла?
А.Г.: Да, это один из главных мотивов – подвешенность, неизвестность. В видео неизвестность имеет конкретную форму, с которой все персонажи сталкиваются, вынуждены бороться, взаимодействовать. Мне кажется, это очень про нас, про то, как мы сейчас живем. Не знаю, как у других, но я вообще оптимист и считаю, что даже к очень плохим вещам, нужно оптимистично относиться. К мракобесию, например. На закрытии выставки я даже анонсировал дискуссию под названием «Россия как мем и золотые запасы мракобесия». У нас очень большая страна и до каких-то регионов информация из столицы очень долго доходит. Вот, кстати, еще тема конспирологии, которая всегда появляется от недостатка информации, или наоборот из-за искаженной информации, за счет отсутствия цельной картины мира и проекта будущего. Я сам обожаю после плохого кино прийти и ролики конспирологические посмотреть на Ютьюбе. Про 90 миллиардов долларов Путина, что он на самом деле самый богатый человек в мире, или про мировое правительство. Молодой человек, главный герой фильма, у него с этого все и начинается, но с подобными вещами нужно быть аккуратным. Это такой триггер, который выводит из себя, и который заставляет весь этот маховик репрессивный работать. Мы видим этих персонажей, охранителей или силовиков, которые пытаются запихнуть героя в обратное состояние незнания. Возвращаясь к твоему вопросу про зыбкость и неизвестность, да, в любой момент может произойти событие, которое очень сильно изменит нашу реальность. В первую очередь, это политические вещи. Например, 11 сентября. Но это могут быть и изобретения. Соцсети или более быстрый интернет. Вот эти все вещи, связанные со слежкой и утратой данных. Мы как бы создаем технологии, которыми не умеем пользоваться, и это сейчас главная проблема, с которой человечеству нужно решить, что делать. В этом нет ничего нового. Раньше это называлось луддизм, когда люди станки разрушали. Сейчас же все усложнилось, автоматизировалось, и мы не можем договориться, какое-то движение цельное создать, чтоб всем пойти и разрушить станки. Потому что каждый находится внутри своего маленького мирка. Так что я бы сказал, что главная тема моего проекта про то, как в этих реалиях выжить, оставаясь нормальным, достойным человеком.
Когда я смотрела твои видео, то очень хотелось спросить: а кто все эти люди? Тебе помогала целая команда, но, к сожалению, их имена нигде не указаны. Расскажи о них.
А.Г.: На самом деле я сделал титры к этому фильму, но они занимают очень много экранного времени, а задумка проекта в том, чтобы видео крутилось беспрерывно. Так что мы с Владимиром Логутовым, который был экспозиционером моей выставки, решили убрать их. Моя команда это прекрасные люди, альтруисты и мастера своего дела, либо художники, либо профессионалы из видео индустрии. Так, например, я впервые работал с профессиональным оператором-постановщиком Игорем Муравьевым. До этого я хотя бы на 50% сам снимал все, сейчас я решил сделать более такой киношный продукт. Хотя на самом деле получилось видео в кавычках, которое просто больше маскируется под кино, но мне это нравится, когда на выставке одна вещь выдает себя за другую. У меня был и художник по свету, это Максим Медведев. С саунд-дизайном мне помогала замечательная медиа-художница Настя Алехина. Дима Морозов, тоже прекрасный медиа-художник, более известный под именем Дима «::vtol::», дал мне несколько видео нарезок, которые я использовал. Было задействовано большое количество актеров, и профессионалы, и любители. Главную роль сыграл Максим Браматкин, он снимался в большом количестве плохих сериалов, хороших тоже, но их меньше. А сейчас занимается арт-хаусным кино, снимает фильмы про зомби, такие очень странные, некролеаристические. Мы нашли с ним общие темы и для разговора, и для совместного творчества. Меня некрореализм безусловно вдохновляет. Мне кажется, эта та область российского видео-арта, которая слабо исследована. Также принимали участие перформеры: Алексей Владимиров, Дмитрий Зильберштейн, Николай Кучеренко, Александр Пурис, Кирилл Проскоряков и Михаил Тарбеев. Прекрасные костюмы для проекта сделала Виктория Чернявская.
Ты всегда при создании видео привлекаешь команду?
А.Г.: Да.
А что принципиально нового для себя ты делаешь в этом проекте?
А.Г.: Способ работы с историей, и ее последующего распада сначала на видео-кусочки, а потом и на цифровую живопись, которая как бы из видео произрастает. Это для меня новое. У меня вообще раньше не было живописи. Плюс еще какие-то моменты на уровне спецэффектов. Форма в целом довольно классическая, и такая конвенциональная, но как раз в том и была задача – сделать качественное по картинке кино с камерой, которая будто по рельсам ездит или парит в воздухе. То есть найти применение коммерческим приемам в видео-арте и рассказать историю, которой нет, которая распадается. В одну упряжку коня и трепетную лань, вот это про первое видео. Что касается второго видео, то здесь я вновь выступил в тандеме с VFX-художником Антоном Барановым, за что ему огромное спасибо. Идея видео-коллажа со спецэффектами перекочевала из моей предыдущей выставки «Смотрители за смотрящим», но здесь мы эту идею развили, улучшили и «перепридумали».
Расскажи немного о себе. Как ты пришел в искусство? Когда ты для себя решил, что видео-арт это твое?
А.Г.: Я был профессиональным фотографом. А в Москве при поступлении в Школу Родченко я попал к Кириллу Преображенскому, и он меня ввел в этот дискурс. Мы делали перформансы с театром «Партизан», и я снял несколько видео, которые и показал, помимо фотосерий, на вступительных экзаменах мастерам. Они сказали, что мне надо это развивать, потому что с фотографией у меня и так все в порядке, и я ее всегда смогу использовать в своих проектах, если понадобится. Ну, и как-то мы нашли общий язык. Вообще мечта снимать кино у меня с подросткового возраста и сейчас она начинает реализовываться. Я еще не снял фильм, который бы хотел, но короткометражки, которые я сделал, мне нравятся.
Ты не исключаешь для себя, что однажды можешь снять полнометражный фильм?
А.Г.: Да, хотелось бы.
А можно ли сказать, что ты себя всегда ощущал в большей степени режиссером, нежели художником?
А.Г.: Нет, почему? Раньше я делал фотовыставки, конечно, это было нечто более куцее, чем то, что я делаю сейчас. Это фотожурналистика, различные истории, например, я снимал сюжет про панков. Такие сюжетные вещи, из которых отбираешь лучшие кадры и выставляешь. Еще я с детства рисовал, у меня есть несколько серий обычной живописи холст-масло. В Школе Родченко я делал персональную выставку живописную. Мне нравится совмещать медиумы, таков современный типаж художника и это очень круто. Например, раньше молодые художники, которые делали свою первую выставку, говорили: «Здравствуйте, я такой-то и я живописец». А сейчас молодой художник приходит смотреть пространство и обычно говорит: «О, у вас отличная площадка. Значит так. Сюда я посвечу проектором, а вот здесь я сделаю роспись. И вот еще у меня друг есть, он придет и попаяет тут, а потом мы сыграем на апельсинах партию на открытии». Это и есть современный подход.
Что еще интересного ты открыл для себя в Школе Родченко? Изменились ли твои взгляды на искусство в целом при обучении?
А.Г.: Да, у меня ведь не было таких знаний по истории современного искусства. Я был вольнослушателем на филологическом факультете в Санкт-Петербургском государственном университете, где посещал курс современной фотографии. Уже тогда мне хотелось заполнить эти пробелы. В Школе Родченко у нас были прекрасные лекторы. Саша Новоженова у нас читала, Глеб Напреенко, Борис Клюшников. Ты можешь по неопытности придумывать тысячи проектов, но, когда ты знаешь историю, ты застрахован от наивных ошибок, поскольку человечество за свою историю попробовало очень много всего. Это и есть смена ориентиров, смена взглядов. Второй важный момент это знакомство с другими художниками. Молодые ребята при поступлении обычно чувствуют некоторую растерянность, они находятся на распутье, не до конца понимая, стоит им становиться художниками или нет. Искусство это зыбкая и двусмысленная вещь относительно вопросов будущего. Все приходят в таком неопределенном состоянии, но мы сталкиваемся с мастерами своего дела, что очень важно. Я выступаю за эту средневековую систему подмастерья и мастера. Это очень круто, только так передается опыт в таком деле.
А как ты относишься к критике? Я опять вспоминаю ваш разговор с Романом Минаевым, который высказал несколько критических замечаний по поводу твоей выставки.
А.Г.: Это имеет значение для меня только в данный момент, пока идет выставка, а когда я работаю над проектом, то вообще стараюсь абстрагироваться от всего. Сейчас, да, я прислушиваюсь к критике, обдумываю сказанное, но я выделяю себе на это время, назначаю себе дату, когда я уже буду стараться эти мысли откинуть от себя. Начиная что-то новое, я создаю вокруг себя информационный вакуум. Я не хожу по чужим выставкам, чтобы не сбить свой настрой, не смотрю кино. Это может занимать длительное время. Даже с учетом того, что было столько людей, которые помогали мне снимать кино, все равно на эту работу ушло три или четыре месяца. И мне уже очень хочется походить по выставкам, сходить в Третьяковку, например. Вам всем это было доступно, и я даже немножко завидую. Сейчас буду восполнять пробелы!
Тебя не беспокоит тот факт, что видео-арт у нас плохо продается? Есть такая закоренелая позиция у коллекционеров, что искусство это то, что можно, грубо говоря, повесить на стену.
А.Г.: Я уже свое отпереживал на эту тему, так что не назвал бы это существенной для себя проблемой. Известно, что когда бизнесмены встречаются, они говорят об искусстве, а когда встречаются художники, они говорят о деньгах. Каждое открытие об этом ведутся разговоры. Ведь у нас продается плохо не только видео-арт. Я думаю так. Захотят купить, то и из стены вырежут, поэтому не стоит думать о подобных вещах, когда создаешь произведение. Есть еще момент. Я считаю, что в целом нельзя делать ставку на заработок искусством, нужно обязательно иметь работу. Это позволит не зависеть от денег, и обеспечит свободу для творческого высказывания.
А какие художники тебе нравятся?
А.Г.: Я бы выделил две группы художников. Первые – те, кто делает что-то, что я никогда не смогу, и те, кто делает подобные моим экзерсисам вещи. Если говорить о первой группе, то это, например, Дима «::vtol::» и Настя Алехина. Это художники-инженеры, которые создают роботов, какие-то удивительные механизмы, живущие своей искусственной жизнью. Из видео-художников это Джон Рафман, который блестяще освоил язык видео-эссе, очень поэтичный и при этом техничный художник. Райан Трекартэн, мастер сумасшедшего «кэмпа», от которого вытекают глаза, но оторваться невозможно. Он, к сожалению, широко известен лишь в узких кругах, поэтому я инициировал перевод одного из его фильмов на русский язык и, слава богу, нашлись единомышленники, филологи, которые взялись за эту сложную задачу. У Трекартэна много таких девочек в жирном розовом гриме, автозагаре, очень много получеловеческого-полуживотного щебетания, которое сложно разобрать и перевести. Но мы справились и сейчас ищем площадку, где можно было бы этот фильм показать. Очень интересно наблюдать за китайским видеоартом и живописью. Там какие-то золотые запасы зарыты, но найти их в сети довольно проблематично, по понятным причинам. К примеру, люблю художницу Лу Ян, которая выставлялась в Москве на биеннале и потом даже продала видео Илье Лагутенко, вставившего его в свой клип. Конечно же, очень интересно наблюдать, что сегодня в живописи происходит. Я дружу с Ваней Горшковым и считаю его подход самым правильным и релевантным. А вообще я сейчас заинтересовался средневековой живописью и иллюстрацией. Когда делал этот проект, то использовал какие-то моменты как раз оттуда. Мне нравится, как средневековые мастера работали с перспективой. Этот наивный подход, когда более важные персонажи, вне зависимости от перспективы, должны быть больше по размерам, чем остальные, а те в свою очередь, даже будучи на переднем плане, все равно изображаются маленькими.
Мне понравилось то, что ты не только сам снимаешь видео-арт, но и популяризируешь этот жанр, переводишь того же Райана Трекартэна. Видео-арт, несмотря на то, что уже давно и прочно занял свое место в искусстве, у нашей публики часто не вызывает особого интереса.
А.Г.: Это дело поправимое. В ближайшем будущем все художники будут делать видео, потому что это сейчас основной медиум. Все уже научились снимать фото на своих телефонах, теперь смартфоны уже позволяют и видео снимать в классном качестве. Люди покупают стабилизаторы к этим мобильникам, так что, да, скоро все будут учиться монтировать. Тут-то наш звездный «видеохудожнический» час и придет! (смеется)
Автор фото и интервью: Евгения Зубченко
