С 13 по 17 июля, в невероятно жаркие для московского лета дни, в мастерских Фонда Владимира Смирнова и Константина Сорокина можно было увидеть выставку с говорящим названием «+33». Даниил Антропов представил необычные своей текстурой и цветовым сочетанием объекты, созданные из керамики и индустриальных отходов, Настя Белая — текстильные скульптуры из своего проекта «От картины к ситцу», а Михаил Левиус серию живописи, основанную на случайных сценах из сервиса «google maps». Что объединило таких разных художников — читайте в интервью ArtTube.
До выставки вы не все были знакомы друг с другом. Удалось ли сработаться? Нашли ли вы точки пересечения?
Настя Белая: Я не была ранее лично знакома с Даниилом и Михаилом, но, конечно же, видела их работы. Нас вместе объединил Владимир Логутов и, мне кажется, получилось интересно. На первый взгляд мы все действительно совершенно непохожи, но, если присмотреться, пересечения все же есть. Нас объединяет некий налет сюрреализма. Скульптуры Даниила для меня видятся как некие керамические объекты утилитарного свойства, которые были деформированы, расплавлены, переработаны, стерты до неузнаваемости, как будто их соединили с чем-то биологическим и оживили в образе искусства. И мне очень близка такая логика художественного производства. Я таким же образом работаю с тканями, перерабатывая их, добавляя что-то новое, получая совершенно иную, полуабстрактную, скульптурную форму, в которую я внедряю элементы из реальности, например обувь, образ руки или отростки наподобие ног. Живопись Михаила Левиуса тоже определяет сюрреалистичный подход: полустертая, но читаемая реальность с добавлением фантазийных фрагментов. Можно сказать, что мы все любим нивелировать детали и добавлять в эту живописную кашу что-то иное. Это мое видение наших общих черт.
Михаил Левиус: Общей концепции выставки у нас не было. Авторы все разные, и именно это позволяет показать всех на одной площадке без потерь для каждого. Мне кажется, что с Даниилом Антроповым у нас есть некий общий дух. В его керамике я нахожу причудливо смешанные радость и безразличие, думаю, что в основе моего творческого метода находится что-то подобное.
Почему вам было интересно поучаствовать в резиденциях фонда? Как вам этот опыт?
Н.Б.: Мне, конечно же, было интересно выставить свои скульптуры. Я еще ни разу не выставляла их вместе в едином пространстве. Мне было важно посмотреть на них под другим углом, в большом помещении с хорошим светом, и фонд предоставил мне такую возможность. Это мой первый опыт работы над достаточно объемным выставочным проектом, и я считаю, очень удачный. Во-первых, я выставляюсь в одном пространстве с потрясающими художниками. Во-вторых, я получила колоссальный опыт работы и поддержку со стороны фонда. А что еще нужно молодому художнику?
М.Л.: Фонд очень уважаемая организация. Для меня выставка здесь всегда показатель определенного качества.
Расскажите, пожалуйста, о представленных объектах. Они были созданы специально для выставки?
Н.Б.: Мой проект располагался в отдельном зале, в том, который поменьше. Это небольшая частичка того, над чем я сейчас работаю. Проект называется «От картины к ситцу» — это общее название. Так называется статья Осипа Брика в журнале «ЛЕФ» 1924 года, в которой Брик говорит об окончательной смерти картины, как продукта капиталистического строя, и о становлении авангардного производственного искусства. В зале представлена композиция из трех мягких скульптур-живописей, сшитых по эскизам одежды Варвары Степановой и Александры Экстер. С эскизов художниц я взяла исключительно силуэт модели платья, стирая все что внутри, и этот силуэт становится основой моей скульптуры, наподобие подрамника у картины. Сшиты они из советских ситцевых простыней. Простыня также играет роль и холста, на котором я рисую акварельными красками техникой «по-сырому». А расписываю я их как раз элементами с принтов советской одежды, которые отсылают нас к «ситцевому проекту», созданному Варварой Степановой и Любовью Поповой. Акварель, за счет растекания придает им совершенно иные формы, стирая первоначальное изображение до неузнаваемости, оставляя после себя следы. Также в композицию входят и оттиски с этих скульптур. Когда акварель еще подвижна, я промачиваю ее переработанной бумагой, и на бумаге остаются следы. Получается на скульптуре изображение объемное, а тут плоскостное.
А где ты работала над созданием скульптур? В мастерской фонда?
Н.Б.: Делаю я все это дома, так как простыни белые, и мне важно, чтобы условия были почти стерильные, к сожалению, в мастерских не всегда они есть. Я что-то доделывала на площадке, подшивала подкрашивала, но совсем немного. Основную часть я делала у себя, а потом привезла уже на монтаж.
Помимо БАЗы, которую ты окончила в этом году, ты также изучала живопись в Нижегородском художественном училище. А почему ты выбрала в качестве основного материала для своих художественных практик текстиль? Чем тебя заинтересовали ткани и одежда начала 20-го века?
Н.Б.: Сразу после окончания училища я собрала свои холсты и подрамники и рванула поступать в БАЗу, и только в прошлом году начала создавать текстильные вещи. Началось все очень интересно. Прошлым летом мы с семьей поехали в родную деревню моей бабули, и я решила там найти винтажную одежду для фотосессии на фоне трактора и козы. Открываю сундук, и достаю оттуда просто невероятные платья с рукавами-буфами в ярких абстрактных узорах, многослойные юбки с геометрией в желтых, синих и красных цветовых сочетаниях, жакеты необычных фасонов. И моя первая мысль была: «Ну, это авангард!». Я забрала эти наряды и начала с ними работать. Я решила проследить историю вещей, и узнала, что объемные рукава придумала авангардная модельерша Надежда Ламанова, а вот такие кружочки рисовала Любовь Попова, а вот такой принт придумала Людмила Маяковская. Конечно, это ушло в массовое производство и видоизменилось, но, когда ты все знаешь историю, то распознаешь сразу. Интересные метаморфозы, как единичное становится массовым, перерабатываясь, теряя смысл. Я захотела продолжить тему преобразования, задаваясь вопросом, до какой степени вообще можно перерабатывать искусство?
Михаил, расскажи, пожалуйста, о своей живописи, которую ты представил на выставке.
М.Л.: Свои картины я готовил специально к выставке, но в собственной мастерской. Для меня это первый опыт работы с относительно монументальным форматом живописи. Я попробовал пару новых для себя живописных приемов. Несмотря на то, что мои картины, по сути, реалистичны и даже фигуративны, в них достаточно много декоративных и «случайных» элементов, которые выгодно перекликались и контрастировали с объектами Даниила Антропова.
Живопись это твой основной медиум?
М.Л.: Да, я занимаюсь только живописью. Язык рисованных изображений, как бы косноязычно это не звучало, мне наиболее понятен и знаком с детства по комиксам, мультфильмам и видеоиграм. Все идеи, которые у меня появляются, хорошо выражаются живописными средствами, хотя мне интересен также формат графических романов, формат картины позволяет выразить все необходимое в относительно короткий срок времени. На более долгие проекты у меня не хватает терпения. Что касается референсов, то google maps я использую исключительно для удобства. Сервис позволяет быстро найти подходящую архитектуру для работы, а архитектура на картинах это моя слабость. Не всегда у меня оказываются под рукой сделанные лично фотографии, сервис позволяет решить эту проблему в два клика.
Даниил, в сопроводительном тексте к выставке говорится, что вы работаете с японской технологией изготовления экстремальной керамики, которая берет свое начало в XIV веке. Можете рассказать несколько слов об этой технологии?
Даниил Антропов: Экстремальная она, потому что раскаленная на 1000 градусов керамика достается из печи, а это термоудар резкий, и помещается в опилки. После чего заранее покрытая керамика оксидами металлов восстанавливается в бескислородной среде. Но я работаю не только с ней. Тем более, в Москве с этим сложно, открытый огонь, дым и так далее.
Почему вам интересна именно японская керамика?
Д.А.: Есть любопытство, есть керамика, есть всякие альтернативные материалы. Ты мешаешь все вместе, получается что-то новое. Меня вдохновляет подход японцев к случайному, не идеальному. Красота деструкта.
Удалось ли реализовать все из намеченного? Были ли какие-то трудности?
Н.Б.: Я считаю, что все срослось, все звезды сошлись и зал получился отличным. Трудностей особо не было. Я еще ни разу не выстраивала единую композицию из своих скульптур. До этого я выставляла их только по одной. Это конечно же новый опыт для меня.
М.Л.: Последние годы я работаю в достаточно стабильном режиме. Отчасти, работая над серией картин, я хотел открыть для себя в живописи что-то новое. Думаю, что с этой задачей я не справился в полном объеме. По ходу работы я постоянно вставал на привычные «рельсы», но, возможно, выбивать себя из привычной колеи попросту не мое.
Если говорить в целом о ваших художественных практиках, то насколько вам интересно переосмысление реальности, текущих событий? Можно ли назвать ваше искусство критическим в той или иной степени?
Д.А.: Абсолютно не критическое, мое искусство обо мне. О моих рефлексиях, переживаниях и чувствах. Где-то это выходит за пределы меня чуть больше, где-то нет.
Н.Б.: Я нахожусь в диалоге с великими.
М.Л.: Мои работы сугубо интроспективны по содержанию. Я живу в основном внутренними переживаниями, а не немедленным откликом на действительность. Наверное, это заметно по моим картинам. Я не стремлюсь вкладывать в работы какую-либо четко оформленную идею, на мой вкус таким вещам как картинам это придает излишнюю претенциозность. Собственно, моя работа заключается в основном в том, чтобы сложить в единую сцену несколько эмоционально резонирующих со мной элементов, содержание и идея рождаются сами.
Повлияли те изменения, которые происходят сейчас в мире (речь о пандемии и ее последствиях, например, всеобщая тревога, изменение привычного образа жизни, уход в цифровое и прочее) на вас как на художников, на ваше видение, на ваши художественные практики?
Д.А.: Мне кажется, нет, единственное я стал больше работать.
Н.Б.: О да! На карантине я начала активно вести свой инстаграм аккаунт. И это вылилось в новое русло моей художественной практики. Я попробовала фотографировать себя дома со своими скульптурами, создавать фотоколлажи на основе советских открыток и журналов. Для меня инстаграм стал основной выставочной площадкой, можно так сказать.
М.Л.: Мой образ жизни почти не поменялся, за исключением разве того, что в период самоизоляции, работая по удаленке, у меня появилось значительно больше времени на живопись.
Интервью и фото: Евгения Зубченко
