Самоорганизации сегодня: галерея «Бомба»
Два года назад в бывшем бомбоубежище на территории ЦТИ «Фабрика» появилось новое независимое выставочное пространство — галерея «Бомба». Хотя галерея функционирует как artist-run-space, она ориентирована не только на проведение выставок, но также реализует и различные междисциплинарные художественные практики: дискуссии, концерты, фестивали, видео-показы и многое другое. В интервью ArtTube Наташа Тимофеева, Диана Галимзянова, Таня Сушенкова и Александр Баталов, курирующие галерею, рассказали о том, как им, столь не похожим друг на друга художникам, удается договариваться между собой, почему не каждый может выставиться у них и какие правила диктует само пространство.
Давайте начнем с вопроса о том, что для вас самоорганизация? Сообщество единомышленников, движимых одной идеей, некое комьюнити или что-то еще?
Наташа Тимофеева: Это образ жизни, но в том числе и сообщество единомышленников, конечно. Как показывает жизненный опыт, не очень-то легко найти их. Людей, которые хорошо друг друга понимают, уважительно относятся ко всем членам коллектива и, наверное, готовы пожертвовать своим личным временем на общее дело. Самоорганизация — это, в первую очередь, коллектив. Еще и выставки, но их открытие не является основной задачей, гораздо важнее процессуальная история, то, что остается «за кадром».
Александр Баталов: Абсолютное попадание в некую общую идею вряд ли вообще возможно. Соратники, сподвижники, единомышленники — это вообще не про художников. Конструкт «самоорганизация» превратился в необходимое институционально явление. Как необходимый материал. Тем не менее, хотя и на очень скользких основаниях, и содержательно, и финансово, и организационно — да, сообщество. Художественная среда «горизонтального» типа взаимодействия. Или, точнее, точка притяжения такой среды.
А не подавляет ли художника-участника самоорганизации такого рода структура?
Наташа Тимофеева: Если ты яркий художник, имеешь четкую гражданскую позицию, активно выставляешься, то ты все равно так или иначе привлекаешь к себе внимание индивидуально. Но если говорить о себе в контексте самоорганизации, то это скорее про сообщество в целом. Здесь могут быть свои нюансы. Очень часто коллективное решение по организации того или иного проекта может подавлять частное мнение. Бывает так, что несколько человек согласны, а один — не очень. И у нас, кстати говоря, были такие моменты. И это принципиальный вопрос, как правило. Я была в похожей ситуации в галерее «Электрозавод». Подобные моменты влияют на микроклимат и самочувствие.
Диана Галимзянова: Для меня самоорганизация — это какой-то отказ от своего эго во многом. Мы сейчас живем в очень нарциссическую эпоху, когда все вокруг человека вертится. Чтобы как-то обуздать свой нарциссизм, ты ввязываешься в истории, где ты — не главный, а часть коллектива. Здесь ты должен подчиняться общим условиям, которые важны для единого организма. Для меня самоорганизация — это организм, который сильно зависит от взаимодействия между собой очень разных людей. Наташа только что сказала, что, может быть, ты и не согласен, но если большинство считает так, то ты должен слушать мнение большинства, потому что это не про тебя история, а история про организм, состоящий из взаимодействий. У меня это первый опыт такой серьезной самоорганизации, а я — индивидуалист по натуре, и для меня подобный опыт смирения своего эго очень плодотворный. Как для художника, в том числе. Потому что так ты даже лучше учишься взаимодействовать в других контекстах и с другими людьми.
Таня Сушенкова: Насчет эпохи нарциссизма — не знаю. Меня с детства учили в первую очередь думать об окружающих, а не о себе. Каждое решение и действие — это уже результат внутреннего неосознанного торга, компромисс, когда ты по максимуму свои позиции уступаешь, прикидывая с конкретикой, кому и что по силам, как, кто и что будет делать, получит в совместном результате. Это было как норма воспитания. По умолчанию считаю и всех людей такими. Но регулярно обламываюсь. Шок. Учусь, ввязываясь во взаимодействия, делать чуть больше запас для своих потребностей. А так, я участвовала во многих самоорганизациях. Да, бывает, в них и подавляют. Когда участники пытаются урвать для себя, не думая о прочих и коллективном организме, общем деле. Или слышат не то, что ты говоришь, не с первого раза, а начинают интерпретировать, перекручивая твои слова через свои слишком искажающие фильтры. Когда любят, поощряют и практикуют насилие. Или когда находятся на слишком разном уровне как художники, не учась, а забивая. В «Бомбе», на мой взгляд, достаточно уютно. Поэтому плодотворно. Все, конечно, со своими особенностями. Но Наташа, кажется, вообще с полуслова всех понимает и задает объединяющую атмосферу. Остальные умеют слушать. И слышать. И говорить. Надеюсь, я тоже не подвожу.
Александр Баталов: Имея большой скепсис по поводу коллективности художников, я бы сказал, что такой проблемы вообще не может быть. Подавляет ли художника самоорганизация как структура? То, что коллективное решение может подавлять частное мнение — когда несколько человек согласны, а один не очень — такая ситуация не то чтобы бывает, она — как правило. Я не воспринимаю подобное в качестве «подавления». Странно, если постоянно была бы ситуация, когда все либо за, либо против. Или, другими словами, самоорганизация — это вообще не структура, а художественная практика.
Не мешает ли вашим собственным художественным практикам работа здесь? Получается же, что по сути — это полноценная работа.
Наташа Тимофеева: Наверное, нет. Мы друг на друга влияем, и это нормально. Учимся друг у друга, заимствуем тот или иной опыт и, наоборот, классно, что мы все очень разные. Таня Сушенкова — фотохудожница, и у нее свой опыт, отличный от моего. Саша Баталов пишет живопись, развивает идеи кросс-медийности в искусстве. Диане интересен видео-арт. А я занимаюсь инсталляцией и site-specific. Мы друг друга дополняем. Единственное, самоорганизация забирает много свободного времени, которое могло бы тратиться на сольный проект, свой опыт, но оно тратится здесь. Это вопрос приоритетов.
Диана Галимзянова: Соглашусь с Наташей, мне кажется, это нас обогащает. С одной стороны, ты забираешь время из своей практики, но с другой — это время, которое помогает тебе трансформировать свою же практику во что-то иное через новый опыт или через взаимодействие с другими людьми, которые здесь что-то делают, например.
Таня Сушенкова: Меня работа здесь скорее дополняет. Стоит отметить, что галерея — это еще и запасная площадка, где я всегда могу выставиться. Не очень скромно, но тем не менее. Художнику важно знать, что он не будет десять лет работать в стол и что, если обстоятельства не сложатся, о нем никто и не узнает. А здесь есть дружественная площадка, где я могу организовать свою выставку.
Александр Баталов: В практическом смысле, например, время как ресурс, конечно, ограничен. И у всех. Какой-то баланс, я думаю, нам удается находить.
А каким образом вы выбираете художников, которые потом показывают у вас свои выставки?
Диана Галимзянова: Мы выбираем тех художников, которые будут светить в этом пространстве. Чтобы они и пространство обогащали друг друга. Иногда интересно сделать и что-то от противного, но обычно мы выбираем то, что здесь хорошо будет работать, а в другом месте это просто так не работало бы.
Наташа Тимофеева: И плюс художники, которые к нам приходят с выставкой, выбирают именно «Бомбу», потому что их высказывание максимально вписывается в аутентику места. Человек с работами для «белого» куба сюда не придет. Есть плюсы и минусы того, что художник вынужден работать с пространством, но оно настолько мощное, что может подавить и самого автора, и его сообщение. К нам приходят разные люди, часто друзья и близкий круг знакомств, ориентированный на экспериментальный и тусовочный формат. Кого-то приглашаем сами.
Александр Баталов: Учитывая сказанное и соглашаясь, я более концептуально от себя выскажусь. Особенно для тех, кого принято называть «молодыми художниками», это очень трепетный такой вопрос. Поскольку мы все-таки мыслим себя как художники, кураторство — это художественная практика опять же. Часто выбираем не столько художника, а проект. Например, был прецедент, когда отказались по консенсусу от конкретного проекта художника, которого считаем, и не только мы, очень хорошим. Далее выбор может быть вообще из серии «нравится-не нравится», чистая такая вкусовщина, исходя из собственного образования, практик, опыта и прочего культурного бэкграунда. То есть я сам как художник и есть чистая субъективность. «Я художник, я так вижу» — из этой серии. И это переносится и на кураторство как художественную практику. Может это не релевантно институционально, но бомбически.
Вы помогаете художникам, если видите, что он, к примеру, растерялся?
Наташа Тимофеева: У нас такое много раз было. Мы всегда стараемся работать мягко. С одной стороны, не давить сильно на художника и на то, что он хотел сказать, но с другой — посоветовать. Были разные случаи. Кто-то лояльно к подобному относится, кто-то — не очень. Но вообще, как правило, художник, который предлагает тот или иной проект, он уже видит экспозицию, и мы мягко можем направить, показать, подсказать. Тут куратор все-таки не мы, а пространство.
Таня Сушенкова: Я вмешиваюсь, когда вижу, что у художника совсем не получается реализовать здесь задуманное. Либо у человека есть идея, и ее реально можно улучшить, но, если только сам автор не против.
Александр Баталов: Как правило, проекты приходится «допиливать». Концептуально — в силу собственных представлений, приоритетов. Часто в кураторско-диктаторском стиле, потому что — тетрархия, и никакой демократии. Бывает все и так прекрасно. Где-то общими усилиями. Так или иначе, это такое совместное движение автора/авторов мероприятия, художников, музыкантов и площадки. А формально, действительно, само место сильно влияет на техническую реализацию, «курирует».
Диана Галимзянова: Я, как правило, не вмешиваюсь. Когда буду свой кураторский проект делать, там и буду вмешиваться.
Можете рассказать о каких-то знаковых проектах или о тех, что вам особенно запомнились?
Таня Сушенкова: Мне кажется, у нас нет ключевых выставок, это процесс, который идет. Мне очень понравилась выставка «Розовый фламинго» Льва Никитина. У него получилось красивое и деликатное визуальное высказывание и много различных медиа, очень хорошо вместе соединенных. Понравилось, как у Дианы Романович, которая представила проект «Глубже», объект начал как бы «плакать». Она не думала, что такое будет. Я пришла в последний день и увидела, что с него медленно стекают капли, а внизу — лужица. Искала прибор, выделяющий воду. Не нашла. В действительности просто возникла проблема с конденсатом, но получилось идеально.
Наташа Тимофеева: Мне запомнилось много выставок, однако больше всего Павла Соловьева — «Пандрогин». Я, кстати, сделала маленький соцопрос среди наших друзей, и большинство назвали именно его выставку худшей среди тех, что мы проводили (смеется). Она, конечно, была специфической.
Таня Сушенкова: Я не уверена, что она самая худшая. В моем рейтинге есть еще хуже (смеется).
Диана Галимзянова: А мне все нравится. Я фанат «Бомбы». Из запомнившегося — экспозиция Сергея Катрана с грибами в рамках выставки «Тысяча рукопожатий». Это был первый раз, когда мы открыли то пространство для посетителей. Он интересно с ним поработал. Я потом даже сняла там видео про монстра, поскольку грибы были очень классные.
Александр Баталов: Есть, конечно, такая ситуация, когда кажется, что выставки, события происходят отличные, удачные, менее удачные, совсем неудачные, провальные и полное … Но я бы не стал что-то выделять. Это все ценно.
А все ли из приглашаемых авторов близки вам с точки зрения ваших собственных художественных практик?
Таня Сушенкова: Так как мы все решаем коллегиально вчетвером, в итоге получается, что все авторы нам в той или иной степени близки. Кто-то, конечно, может наложить вето, но, как правило, даже если кому-то тот или иной художник не близок, он просто соглашается с большинством. Сейчас вспомнила только одну несостоявшуюся выставку, но там вообще было все сложно.
Александр Баталов: Абсолютно нет! Более того, многие проекты в галерее с моим представлением художественной практики вообще не пересекаются.
Здесь вы также реализуете и междисциплинарные художественные практики: концерты, паблик-токи и многое другое. Что это дает пространству?
Наташа Тимофеева: Мы делаем разные междисциплинарные штуки, потому что хочется уйти от конвенционального понимания слова «галерея». То есть в основном галереи просто про выставки и все. Нам бы хотелось расширить это понятие. Сейчас у нас в разработке новое направление — «Бомба-маркет». Онлайн платформа по продаже работ художников, низовая маркет-инициатива от автора напрямую к покупателю. Есть мечта собрать базу данных из работ художников, чтобы было можно у них напрямую приобретать, минуя посредников, которые очень влияют на стоимость работ. При этом мы не занимаемся демпингом, каждый художник выставляет цену, которую он считает нужным. Мы также проводим здесь свопы и намерены вести эту линию дальше. Мне кажется важной тема ответственного потребления вещей. Плюс — это взаимопомощь друг для друга, когда у тебя нет возможности приобрести ту или иную вещь.
Диана Галимзянова: Видео-клуб «Бомба» — моя кураторская история изначально. Мне как видео художнику всегда не хватало места, где можно в формате видео-клуба посмотреть чужой видео-арт. Я показываю различные видео-работы российских и зарубежных андеграундных авторов, из тех, что минуют фестивали и выставки. Кино у нас тоже есть, но не более 20% от программы. Заявки присылают нам на сайт, за год мне пришло более 2 тыс. заявок со всего глобуса просто. Поэтому у нас достаточно интересная программа, где я показываю работы даже из стран, про которые я раньше и не знала, что они существуют. Концерты — тоже моя инициатива. В нашем пространстве музыка очень интересно звучит. Мы проводим и фестивали, например, недавно делали «Bomb festival» — фестиваль динамического шумового искусства.
Таня Сушенкова: Кстати, да, у нас тут интересная акустика. Так что помещение задает не только визуальные рамки. Аудиальные тоже.
Александр Баталов: Действительно, «галерея» в названии — это скорее для простоты понимания того спектра, о чем это. Идеологически-концептуально: гезамткунстверк (совокупное художественное произведение — прим. ред.) в смысле когнитивного синтеза. А практически, когда очень разные музыканты стали проситься-предлагать «поиграть» в «Бомбе», для нас это было неожиданно. Теперь концерты на площадке — текущий процесс. Или, например, был реализован иммерсивный спектакль, постановка-квест. Это были люди из театральной среды. Все это расширяет аудиторию.
Что, на ваш взгляд, самоорганизации дают художникам и зрителям? Альтернативный взгляд, какие-то возможности?
Наташа Тимофеева: Мне кажется, в сегодняшнем контексте это скорей всего социализация. Возможность встретиться, пообщаться, поговорить. Конечно, мы все мечтаем делать какое-то альтернативное искусство. Все мечтаем об автономии в искусстве, быть свободными и независимыми. Плюс — это возможность дать голос тем, которых не покажут крупные институции. Тут дело даже не в критике, а в том, что есть очень много художников, которые живут уже в других местах и у которых не было возможности показать какие-то свои программные вещи на крупных институциональных площадках. Самоорганизация еще и выступает социальной лестницей попадания в крупные галереи. Это такая тема, которая ориентирована больше на европейский контекст и штаты, но она работает и в России. Мы можем привести много имен художников, которые начинали с самоорганизации, и сейчас выставляются на крупных площадках, где могут продавать свое искусство, ну или, во всяком случае, рассчитывать на поддержку и как-то существовать.
Таня Сушенкова: Немножко дополню Наташу. Мне кажется, как раз для художников, у которых мало ресурсов, это такая взаимная помощь. В условиях самоорганизации художник обычно должен делать все сам, и тут, когда объединяешься с кем-то, то все, если они в это вкладываются, условно на подхвате. Один постит посты в социальных сетях, второй в это время еще что-то делает, третий на площадке монтирует. Это добровольно, но в итоге работа идет, получается выставка, что-то у художника получается. А так художник погряз бы в пиаре, в производстве работ и так далее. Не дотащил бы это до результата.
Диана Галимзянова: Пафосно скажу, но наша миссия — дать возможность людям высказаться на волнующие их темы в рамках того, что можно сейчас сделать в контексте общей ситуации. Даже когда руки опускаются, ты думаешь: ты же для людей что-то делаешь и можешь что-то важное привнести, несмотря на микроуровень. Дать возможность высказаться или мотивировать людей, которые сидят в полной депрессии, на то, чтобы начать работать и сделать здесь выставку. То есть, ты приходишь к человеку в мастерскую и говоришь: давай сделаем. И человек вместо того, чтобы спать идти, начинает делать работы. Мне кажется, в нынешние времена это очень важно.
Александр Баталов: Конечно, объединение ресурсов дает синергетический эффект. Кроме того, объединения, сообщества — это так или иначе определенная среда. Для художника это такой существенный элемент бытия, экзистенции.
Интервью: Евгения Зубченко
Заглавное фото: Евгения Зубченко
Остальные фото: Таня Сушенкова
