Cамая полная Афиша событий современного искусства Москвы
52 актуальных событий

«Здесь не только мое личное»

Выставка Анны Афониной «Mayday.Mayday.Mayday»

В мастерской Фонда Владимира Смирнова и Константина Сорокина 25 июня открылась выставка питерской художницы Анны Афониной, отсылающая к воспоминаниям о детстве и о лете. Основой для серии фигуративных работ послужили старые негативы, где запечатлена 9-летнияя Анна и ее семья во время поездки в Геленджик. В интервью ArtTube художница рассказала, что искусство для нее в каком-то смысле является арт-терапией. Выбирая темы, она предпочитает опираться на личные истории, которые любой человек мог бы примерить на себя и обратиться к своим воспоминаниям. Продолжая разрабатывать привычные сюжеты, художница, график по образованию, экспериментирует с цветом и новым для себя форматом.

Ты окончила Академию им. Репина по специальности художник-график, здесь же ты представляешь серию крупноформатных живописных работ. Насколько это характерно для твоего творчества?

Анна Афонина: Я бы сказала, что это некий поиск для меня, важный переходный момент.
После своей отчетной выставки для студии «Непокоренные» в Санкт-Петербурге я была выжата как лимон, очень устала, если бы не эта резиденция, то я скорей всего какое-то время ничего не делала бы, отдыхала. И упустила бы время. Здесь же были все условия, чтобы не останавливаться, продолжать работать, экспериментировать. И это очень круто. Конечно, я недовольна результатом и мне стыдно, что кто-то придет, и будет оценивать эти работы как конечный продукт, хотя они таковым не являются. Это процесс, который был мне очень важен именно в этом момент. В целом я интроверт и осторожно меняюсь. Важно, что резиденция во многом позволила мне раскрепоститься как художнику. Например, здесь я быстро и свободно работаю с цветом, хотя раньше сторонилась его. Поскольку я график, то действительно у меня не было опыта работы с таким большим форматом. В мастерской же я в день делала по 1,5-2 работы, в итоге получилось около 30 полотен, из которых для выставки была отобрана лишь часть. Кроме того, у меня и не было таких условий, как здесь. Например, у меня впервые появилась возможность отойти от полотна и посмотреть на него издалека. Я никогда раньше не видела свои работы издалека!

Где ты черпала вдохновение для этой серии?

А.А.: Я привезла с собой старую пленку, где запечатлена наша семья на отдыхе в Геленджике. Мне тогда было 9 лет. Эта совместная поездка, в общем-то, последняя для нашей семьи, стала знаковой для меня по многим причинам. После нее все очень резко поменялось. Сейчас, когда я смотрю на эти пленки, есть ощущение, что это что-то такое «заформалиненное» и очень далекое. Есть еще момент. Когда я приехала в мастерскую, в городе была невероятная жара, сразу возникло острое желание уехать, поехать в какой-нибудь самый дурацкий отпуск с катанием на банане и фотографированием на фоне заката. Поскольку уехать невозможно, остается лишь обратиться к этим старым фотографиям. Трудно уйти от того эмоционально-сентиментального спектра чувств, который захватывает тебя при просмотре детских снимков, где все так нелепо получаются и всех ужасно жалко, поэтому нужно какое-то отстранение, черта. Я вспомнила про макросъемку, когда фотографируют насекомых, но таким образом, что их нельзя увидеть целиком, а лишь детали, например, усики или лапку, так странно и выборочно они попадают в кадр. Подобная эстетика натолкнула меня на отстраненный тип восприятия. Я имею в виду, что эти снимки — это вполне конкретные вещи, но в то же время от них хочется немножко отстраниться, как от полевого клеща на макросъемке, только после этого можно посмотреть на них более прицельно, изучить их. То есть, с одной стороны, материал, с которым я работаю, очень эмоциональный, а с другой — с ним было невозможно работать без отстранения. В один момент я даже разозлилась, стала брать какие-то фотографии из интернета, но вскоре поняла, что это немного другое, и мне надо работать именно со своими пленками. Отсюда собственно и название проекта — «Mayday.Mayday. Mayday». Жара, майский день, и в то же время, если повторить это слово три раза по радиосвязи, то это призыв о помощи. Про данный факт я узнала случайно, и мне он очень понравился, поскольку мне кажется, все мои детские фотографии — это призыв о помощи.

Ты часто вдохновляешься автобиографическими моментами?

А.А.: Да, постоянно. То, что я делаю, это в каком-то смысле арт-терапия для меня. В то же время здесь не только мое личное, у каждого на самом деле было что-то подобное. Такие поездки, браслеты из янтаря, фотографии… Я часто выбираю подобные темы, чтобы это было и мое личное, и в то же время любой человек мог бы примерить это на себя, обратиться к своим воспоминаниям. Меня вдохновляет и моя семья. У меня сестра полицейский-криминалист, а ее муж оперуполномоченный. Они рассказывают интересные и захватывающие истории, но не без ужасного и грустного. У них опасная работа, которая заставляет задуматься на тему смерти, это такой экзистенциальный момент. Из направлений меня интересует современное религиозное искусство и эстетика некрореализма. На отчетной выставке для «Непокоренных» я представила работы как раз в этой эстетике. Многие даже заходили и говорили: «О, господи, что это за некрореализм, даже смотреть не буду!». Хотя у меня был позитивный «месседж». Но здесь я не хотела делать акцент на этом, было желание побольше поработать с цветом. В целом, мне кажется, некрореализм это очень крутое и важное направление. Есть сумасшедшие, которые делают жуткие вещи, но есть и крутые художники. Все же из нас думают о боге, о смерти. Я считаю, что подобные темы надо обязательно осмыслять, если ты художник. Сейчас очень модно брать хипстерские темы, достаточно поверхностные. Мне видится это инфантильным. Если ты художник, у тебя такой большой спектр того, о чем можно подумать, а у нас сейчас много поверхностного искусства. Хотя я не хочу никого осуждать, мне нравится то, что происходит сейчас в современном искусстве, это все супер свободно, тем не менее, странно, что художники боятся говорить о боге. Неужели не задумываются над этим?

У нас в УК есть 148 статья — оскорбление чувств верующих. Поэтому, наверное, боятся задумываться.

А.А.: Да, это понятно, но религиозное искусство — это очень интересное направление. Рассуждать о Боге можно ведь по-разному. Я искренне не понимаю, почему очень часто, если где-то заходит речь об этом, люди сразу же пытаются как-то сделать вид, что они растворяются.

Можешь привести примеры религиозного искусства, которое тебе нравится?

А.А.: Честно говоря, мне трудно назвать какого-то конкретного молодого художника, который этим бы занимался, у нас это направление, к сожалению, на низком уровне. В западных галереях оно хорошо представлено. Я принимаю участие в выставке «Сердцу Христову» в венгерском городе Тапшонь, там можно увидеть очень интересные работы. Кстати, Гор Чахал на своей страничке в сети Facebook часто выкладывает интересные примеры различного современного религиозного искусства. Ну, а самые известные из западных художников это ранний Стенли Спенсер или Патрик Пай.

А что ты показываешь в Венгрии?

А.А.: Работы из серии «Дева в беде», которые выполнены в технике сухая игла на обрезах простыней, там используется символика раннего христианства, в частности, можно увидеть параллели с искусством катакомб. Мы с моими подругами, Татьяной Черномордовой и Мариной Стазиевой, планируем сделать в конце года проект с тем же названием, «Дева в беде», в «Name Gallery» в Санкт-Петербурге.

Как ты пришла в искусство? Давно ли рисуешь?

А.А.: В 2008 году я окончила училище по специальности графический дизайнер, но моя работа не имела отношения к рисунку как к таковому. Приходилось постоянно сидеть за компьютером, я стала очень уставать от этого, что, в конечном счете, привело к тому, что профессию я бросила. Серьезно я начала рисовать поздно, в 20 лет, когда решила поступать в Академию художеств им. Репина. Начала с нуля рисовать натуру, хотя никогда до этого ничего такого не делала.

Многие ли из твоих сокурсников после Академии стали заниматься современной живописью или современным искусством в целом?

А.А.: В академии царит дух ретроградства, это самое традиционное и жесткое учреждение из всех, которые я знаю. «Муха» и «суриковка», например, по сравнению с ней это дискотека. Про сокурсников мне трудно сказать, но вообще можно по пальцам пересчитать тех, кто отучился там и занимается современным искусством. Например, это Александр Морозов, Леонид Цхэ, Алексей Чижов… Кстати, Леонид Юрьевич преподавал у нас на первом курсе, вел офорт и практику у меня. Его приход был сродни глотку свежего воздуха, он очень на меня повлиял. Еще у меня был руководитель Александр Заставский, один из немногих на факультете, кто знакомил нас с новыми художниками. Конечно, только благодаря таким преподавателям начинает работать мозг. Но в целом, к сожалению, выпускники Академии это те, кто движется вслепую, на ощупь. Это очень тяжелый путь. Чему можно там научиться так это ремеслу, этого не отнимешь. Я им овладела на отлично, и оно служит для меня неплохим подспорьем. Я преподаю рисунок, живопись и композицию, это у меня постоянный доход, благодаря чему мне не приходится заниматься коммерцией или еще как-то подрабатывать. Благодаря ремеслу я попала в Китай, где я год преподавала рисунок. Мой бывший муж Си Ло из Китая, и через него я много общалась с китайской тусовкой, а у них очень востребован академизм. В то же время именно там появилась возможность познакомиться с китайским современным искусством. Оно очень крутое. Мои любимые художники Чжан Сяоган и Фан Ли Цзюнь, которыми я восхищаюсь.

Есть желание продолжить свое образование?

А.А.: Да, сейчас я подумываю о том, чтобы поступить в Базу или в Родченко. Недавно я сходила на Винзавод, мне очень понравились выставка студентов Базы. Я ребенок подземелья по сравнению с этими ребятами, которые точно знают, что делают. У меня вызывает восхищение их подготовленность, то, как они мыслят. Они меня очень вдохновляют. У меня же пока комплекс самозванца. И в академическую среду я не вписываюсь, и в круг современного искусства. Я живу в Санкт-Петербурге, и там художественная ситуация мне не очень нравится.

А в чем проблема?

А.А.: Существует большая проблема такого междусобойчика, то есть публика из сообщества приходит именно к своему знакомому или другу, а не на выставку. Люди не из сообщества, наверное, вообще не ходят. Есть ощущение, что в какой-то момент творчество уходит на второй план. Поэтому это не супер благоприятная среда для творческого роста, хотя и в этом тоже можно найти стимулы, и развиваться вопреки неблагоприятным условиям. Просто нужно хорошенько разозлиться и больше работать. В Москве, кстати, все иначе. Меня поражает, что здесь на выставках никто никого не критикует, а если и говорит что-то, то по делу. Когда я готовила эту выставку, то мне очень помог Владимир Логутов, он высказал критические замечания, но это были очень верные вещи, взгляд со стороны.

Сегодня современный художник это во многом тот, кто работает в разных техниках. Что ты по этому поводу думаешь? Ты видишь себя исключительно живописцем?

А.А.: Нет, наоборот. Например, я мечтаю научиться работать со звуком, это меня завораживает. Мне кажется, я стараюсь передать в своих работах звуки. Я думаю, что самое ценное для меня как для зрителя, это когда я смотрю на картину, и домысливаю какой-то звук, и тогда она мне очень нравится. Я и сама стараюсь добиться подобного эффекта. В Питере из молодых художников, кто работает со звуком, я знаю только Аню Мартыненко, она делает классные механизированные штуки, которые, когда работают все вместе, превращаются в настоящий оркестр. Мне очень нравится то, что она делает, и самой хочется изучить это направление в дальнейшем.

Автор фото и интервью Евгения Зубченко