Проект Дмитрия Кадынцева и Кирилла Макарова «Сон полустанка и стрелочника»
В мастерских Фонда Владимира Смирнова и Константина Сорокина прошла выставка художников Дмитрия Кадынцева и Кирилла Макарова — «Сон полустанка и стрелочника». До начала работы над проектом художники не были знакомы друг с другом, и именно этот опыт совместного взаимодействия, сосуществования в одном пространстве они взяли за основу. В интервью ArtTube, они рассказали, что в процессе общения обнаруживались точки пересечения и случайные совпадения. Во многом на основании таких совпадений было решено выстроить взаимоотношения между разными типами медиа и провести сквозной линией через работы мысль о способах воспроизведения образности.
Вы не были знакомы раньше, совместное сотрудничество вам предложил арт-директор фонда Владимир Логутов. Вы производите впечатление довольно закрытых, интровертных людей. Как вам работалось вдвоем?
Кирилл Макаров: Да, это так и было, что, не будучи знакомыми, мы стали работать, не обсуждая выставку заранее. Но сложностей не было. У нас не было изначально какой-то определенной темы, общей идеи, поэтому по факту каждый занимался своим проектом. Такое более-менее случайное взаимодействие двух людей. Мы работали в разных помещениях, хоть и рядом. Связь и общение происходили в разговорах по вечерам, и интересно, что как раз в моменты этого общения обнаруживались различные пересечения. Например, в характерах или просто в странных совпадениях и случайностях. С одной стороны, когда два незнакомых человека знакомятся друг с другом, они стараются найти общие точки пересечения, и ты на них больше обращаешь внимания, но доходило до действительно очень необычных совпадений. Например, что фамилия владельца квартиры, которую Дима снимает в Самаре, Макаров. Таких вещей было много, каждый день неожиданные находки.
Дмитрий Кадынцев: У меня был опыт совместной работы, но тогда это было с уже знакомыми мне людьми и условия не ограничивались такими временными рамками. Я очень рад знакомству с Кириллом, правда, не сразу осознал ситуацию. Это интересно, когда два человека, недавно познакомившиеся, так много времени проводят вместе.
Интересно, ведь вы могли и не совпасть.
К.М.: Да, мы говорили на днях с Димой, что это такой опыт совместной, но при этом, что важно, бесконфликтной работы. Она существует, не вступая в конфликт, можно сказать, гармонично сосуществует. Пример такого бесконфликтного существования.
Д.К.: Перед приездом сюда я чувствовал небольшое волнение, предчувствуя непривычность ситуации, когда каждый день ты можешь свободно работать в мастерской, не вспоминая о бытовых вопросах; волнение от совместной работы с незнакомым художником. Процесс выстраивания диалога бывает для меня крайне сложным. Но как раз одним из главных открытий этого путешествия стало общение с ребятами. С Кириллом, Ксенией Кононенко, с Владимиром Логутовым, Александром Зайцевым.
К.М.: Да, в нашем случае, как раз важным было такое личное общение.
Д.К.: Личное, но мне оно помогало на самом деле.
А сколько длилась ваша резиденция?
К.М.: Я пробыл в мастерских около двух недель, Дима чуть дольше.
Временные рамки каким-то образом отразились на вашем проекте?
К.М.: У меня довольно часто процесс работы растягивается, мне скорее комфортно не спеша работать. Здесь же приходилось, отталкиваясь от временной границы, рассчитывать, что можно успеть сделать. Это такое условие, которое сильно структурирует и организует.
Д.К.: Временные ограничения осознаются вместе с проявлением связующей идеи уже начатых работ и пространства, в котором находишься. «Связка» дает некоторую уверенность и постепенно обрастает новыми образами-уточнениями, начинает ветвиться. И здесь, наверное, нужно вовремя сделать остановку и стать куратором себя, чтобы успеть завершить начатое или дополнить «высказывание».
На основании чего вы выстроили диалог между работами?
К.М.: Мне кажется, он выстраивался с течением времени, буквально в процессе нахождения и взаимодействия в одном пространстве. Мы разделили экспозицию на две части, оставив за каждым то же пространство, в котором каждый и работал. И, несмотря на это разделение, дав обжить это пространство, я думаю, удалось довольно удачно совместить Димино желание использовать строительные и подручные материалы с моим интересом к цифровым медиа. И провести сквозной линией через работы мысль о способах воспроизведения образности, от деревянного самолета, похожего на объекты карго-культа, до CGI персонажа пытающегося испытать подобие человеческих эмоций.
Расскажи, пожалуйста, о своем зале.
К.М.: В моем зале выставлена картина, экран с компьютерным персонажем и лист графики. Графика отсылает к академическому рисованию с натуры, грубо говоря, рисования дерева, когда человек выходит на улицу и рисует. Внешне рисунок напоминает корень, взятый из реального мира, но будто бы отсканированный, а затем перенесенный в цифровое пространство и перерисованный уже оттуда. Так же персонаж на экране он очень искусственный и в этом смысле вызывает отторжение. Сама мимика, эмоции близки к реалистичным, но есть много отклонений, которые намекают на то, что это искусственно. Это все соотносится с живописью, которая как текстура кожи, натянутая на модель головы, так же холст натянут на раму и раскрашен. Работа над картиной повторяет техничную работу, машинную во многом. Какие-то такие связи между разными визуальными языками, которые, как мне хотелось бы, сосуществовали бы в одном пространстве и во многом это похоже на то, как мы с Димой, как два разных человека, взаимодействовали.
Дима, ты здесь помимо живописи представил и объекты. Например, самолет из дерева, который уже упоминался. Я думала, ты занимаешься исключительно живописью. Это для тебя новый опыт?
Д.К.: Обычно делаю объекты вне рамок выставочных проектов, для этого редко появляется повод. Просто так получилось, что я стал активно работать с прошлого года, до этого у меня был отрезок несколько лет, когда я перестал ходить даже в музеи и в галереи. Это связано с течением жизни, непониманием, переосмыслением. Во время этого непонимания ты тоже что-то делаешь, но это не делается специально для чего-то. Ты просто живешь и что-то делаешь. Мне кажется, каждый в жизни делает какие-то объекты, не предавая особого значения этому. Просто делает, потому что нравится. Если говорить о работе в резиденции, то мне было интересно наблюдать процесс, происходящий здесь и сейчас. Один подход, который может находиться в отрезке одного дня, он несет в себе какую-то историю, актуальную на сейчас, а на следующий день она уже может измениться. Я могу ее сохранить, но она может измениться непредсказуемым образом, как люди каждый день меняются.
На вернисаже был показан перформанс, когда из ниоткуда появился вдруг барабанщик, а затем и флейтист. Они прекратили исполнение так же внезапно. Какой смысл в это вкладывался?
Д.К.: Уже со стороны, перформанс Ивана (флейта) и Сергея (барабан) превратился в миниатюру нашей с Кириллом работы в мастерских, один из вариантов и результатов. Это предположение, но также и проявленный звук паузы между двумя разными методами ведения «работы». Если перевести эти подходы на музыкальный язык или создание музыкальных форм, то Кирилл выступил композитором сонат и симфоний, требующих определенной работы от наблюдателя, а соседняя комната – комната для исполнения-прослушивания (протанцовывания) вальсов или этюдов, комната-прогулка. В перформансе был важен скорее не визуальный ряд, то есть присутствие барабанщика и флейтиста, а именно неожиданное появление звука, как одного из внезапных событий сновидения. Миниатюра, иллюстрирующая пересечения и совпадения. Миниатюра-мостик и пауза одновременно.
К.М.: Мне нравится, что появились такие музыкальные метафоры в ходе работы. Это же отражено и в тексте к выставке, написанном Ксенией.
Дима, ты живешь и работаешь в Самаре, а Кирилл в Санкт-Петербурге. Вы как-то включены в местное сообщество художников, следите за происходящими там процессами?
Д.К.: В Самаре достаточно много ребят занимаются творчеством, но, видимо, из-за своей позиции «наблюдателя» остаюсь на периферии «движения».
К.М.: При том, что это мой родной город и я там работаю, я не могу сказать, что я сильно включен куда-либо. Не то, чтобы это был выбор… я люблю этот город и мне там комфортно, но среда в меньшей степени имеет для меня значение. У меня есть некий узкий, очень ограниченный круг людей, с которыми я делюсь идеями и обсуждаю что-то, но в процессе работы мне комфортней быть в одиночестве. Не могу сказать, что коллективные практики мне вообще близки.
Интервью и фотографии: Евгения Зубченко
