Антон Гудков. Жизнь тени кустов

Работы Антона Гудкова, выполненные в единой технике и манере, характеризуются богатством ассоциативного ряда, усиливаемого способом штриховки, линеарным характером рисунка, заполненностью или кажущейся пустотой отдельного листа. Если “подкрутить” каждый из этих параметров в работах со сходным выразительным планом, количественный эффект переходит в качественный. В рисунке с изначально плотной изобразительной фактурой на первый план выступает его прозрачность и взаимная проницаемость изображения и фона. Беспорядочно изломанная линия, что в иной ситуации могла сойти за “каракули”, дает переживание всей полноты графического языка.

Графике свойственен минимализм средств, присущий исключительно ей. Линия, штрих, точка — явления по-своему многозначные, но обретающие высокую стоимость, когда иных средств практически нет, а те, что доступны, складываются из вариаций того, что имеется. Живопись в иных случаях также может представать минималистичной, но ее минимализм развенчивается ее иллюзорностью, фактурой краски и скульптурностью наложенных на холст пигментов. Инсталляции добавляет избыточность история выбранных для нее материалов, затраченного на нее ручного или машинного труда.

В графике значение имеет каждый шаг, который может “расцениваться как танец”1. Именно в таком танце из каждой “загогулины” Антона Гудкова вырастает отдельный куст или целые их сплетения, и любая ветвистость способна к самостоятельному движению со множеством легко различимых нюансов.

Хотя графика – материальна, и бумага, часто служащая ее основой, способна пережить испытания временем, что доказывают богатства национальных библиотек и музейных купферштих-кабинетов, ее физическое присутствие поражает своей эфемерностью. Инсталляция выгораживает на выставке собственное пространство с присущей ему политикой2. Перформанс, даже если он не расчитан быть задокументированным, центрирует происходящее на себе.

Повседневный предмет или человеческая фигура, изображенные средствами живописи, настойчиво заявляют о своем присутствии и претендуют на статус реальных. Но будучи графическим изображением, они предстают как идея, ментальный слепок их гипотетического бытия. Жизнь вещей на выставке Гудкова может и правда протекать в тени кустов, но Гудков-график не предлагает зрителю погрузиться в пространство изображения, как происходит в случае картины3 и более наглядно – в инсталляции или видео. Графическое пространство соткано из условностей и приемов, которые автор совершенно не намеревается от нас маскировать. Оно – не пространство реальности, но фрагмент памяти о ней. Жизнь в тени, которая не обязательно имела место в действительности.